Юрий Андропов. Последняя надежда режима.

Млечин Леонид Михайлович

Брежневу не нравилось прежнее ленинградское руководство. Первый секретарь обкома Василий Сергеевич Толстиков считался хру­щевским человеком. И Брежнев при первой же возможности с ним расстался — отправил послом в Китай. На пост первого секретаря претендовали более заметные в Ленинграде люди, но Брежнев выбрал Романова, который оказался куда более жестким руководителем, чем предполагало его окружение. Григорий Васильевич быстро стал членом политбюро, и уже со значением говорили: «А в Ленинграде-то опять Романовы у власти».

Либеральная ленинградская

интеллигенция Романова ненавидела и презирала. Невысокого роста, очень высокомерный, он установил над городом жесткий идеологический контроль. Замечательный артист Аркадий Райкин не выдержал постоянного давления ленинградского на­чальства и вместе со своим театром вынужден был покинуть родной город и перебраться в Москву. Известный писатель Даниил Гранин уже в перестроечные годы написал иронический роман, в котором низко­рослый областной вождь — все узнали в главном герое Романова — от постоянного вранья превращается просто в карлика.

Иногда, впрочем, кажется, что с ним просто сводили счеты. Сладкоголосого певца Сергея Захарова, одного из любимцев прежнего времени, посадили в 1977 году, потому что он жестоко избил челове­ка. Захаров был восходящей звездой советской эстрады, тюрьма сло­мала ему карьеру. Захаров теперь рассказывает, что стал жертвой ревности со стороны первого секретаря Ленинградского обкома. Рома­нов обожал популярную в те годы певицу Людмилу Сенчину, а тут по­явился красавчик Захаров. И первый секретарь вроде бы дал указание избавить его от счастливого соперника...

В те годы об этой истории рассказывали иначе. Говорили, что Захарову должны были дать больший срок, но вступился Романов, и он же запретил газетам писать о суде.

Посол Федеративной Республики Германия в Советском Союзе Аидреас Майер-Ландрут вспоминал свою незабываемую встречу с Рома­новым (см.: Независимая газета. 2000. 7 сентября). Григорий Васи­льевич прочитал подготовленную ему речь насчет того, что, раз ФРГ ставит у себя ракеты средней дальности, значит, желает развязать мировую войну. А Майер-Ландрут утром по транзисторному приемнику услышал, что в Женеве наконец начались переговоры советской и аме­риканской делегаций о ракетах средней дальности. И сказал Романо­ву, что не исключает возможности компромисса в Женеве.

— Нет! Это невозможно, — отрезал Романов. Посол вдруг предло­жил:

— Господин Романов, давайте пари.

Тот просто опешил от подобной вольности:

— Никакого пари!

Первый секретарь обкома дочитал то, что ему написали о ра­кетах средней дальности, и перешел к разговору о ситуации в горо­де. Сказал, что в Ленинграде все есть, и перечислил: есть масло, есть яйца, есть лук. Но тут поправился:

— Нет, кажется, лука нет. Но скоро будет.

Он дочитал заготовленные помощниками бумаги д конца и рас­порядился:

— А теперь перевод.

Майер-Ландрут, прекрасно говоривший по-русски,сказал:

— Перевода не нужно, я прекрасно вас понял. Романов растерял­ся:

— А у меня написано: перевод...

С появлением Григория Романова в руководстве партией возник еще один человек, который со временем мог претендовать на первые роли. Хотя бы в силу возраста перед Романовым открывались извест­ные перспективы — помимо Горбачева остальные были минимум на де­сять лет старше и давно пересекли пенсионный рубеж. Тем более что Романов представлял крупную партийную организацию и был специали­стом в промышленной сфере, а не в сельской, как Горбачев.

Именно поэтому Григорий Васильевич не вызывал теплых чувств у товарищей по совместной борьбе за идеалы развитого социализма. Перевод в Москву оказался для Романова роковым. Москвичи встретили его настороженно. Косыгин к тому времени уже ушел в мир иной. Дру­гих влиятельных выходцев из Ленинграда в ЦК и в правительстве не было. Романов оказался в полной изоляции — без своей команды и без поддержки. Говорят, что он к тому же злоупотреблял горячительными напитками, и ему не удалось скрыть это от товарищей по партии.

Некоторые назначения Андропова вызывали удивление. Он забрал из Баку, сделал первым заместителем председателя Совета министров и членом политбюро Гейдара Алиевича Алиева. После чего родилась новая шутка: «ДОСААФ — это Добровольное общество содействия Андро­пову, Алиеву и Федорчуку».

Почему Андропов перевел Алиева в Москву? Горбачев пишет, что задавал такой вопрос. Юрий Владимирович «нехотя и уклончиво отвечал, что вопрос был предрешен Брежневым и он не захотел менять этого решения само.

С юных лет Гейдар Алиев служил в госбезопасности. Когда на­чалась война, он заведовал секретной частью архива НКВД Нахичеван­ской АССР. Поработав в аппарате правительства автономной республи­ки, в 1944 году вернулся в органы госбезопасности. Бывший прокурор Азербайджана Гамбай Мамедов, которого Алиев снял с должности и ис­ключил из партии, рассказывал, что Алиев избежал фронта, предста­вив справку о том, что у него открытая форма туберкулеза, и ис­пользовал конспиративную квартиру госбезопасности как «дом свида­ний».

Алиев утверждал, что это клевета. Но за скандальную историю с женщиной, сотрудницей органов, он в 1955 году был понижен в должности и наказан по партийной линии. Неприятности в юные годы не помешали ему сделать изрядную карьеру. Гейдара Алиева Андропов сделал председателем КГБ Азербайджана после Цвигуна. А в 1969 году его утвердили первым секретарем ЦК компартии республики.

Гейдар Алиевич провел массовую чистку кадров, снял с работы около двух тысяч чиновников. Часть из них была арестована, в доход государству поступило немалое число конфискованных ценностей. По существу, произошла смена республиканской элиты. В Баку со всей страны приезжали группы партийных работников изучать опыт. Они возвращались приятно удивленные, рассказывали, как Алиев умело бо­рется с коррупцией. Поражались тому, что он сделал прозрачным про­цесс сдачи экзаменов в высшие учебные заведения, куда раньше по­ступали за деньги.