Юрий Андропов. Последняя надежда режима.
Шрифт:
Главному редактору «Правды» Виктору Афанасьеву пришлось самому поехать в Узбекистан, чтобы восстановить отношения с республикой. «Были обильные застолья, — вспоминал он, — подарили мне несколько халатов, тюбетеек, кушаков». Главный редактор от подарков не отказывался. Он написал хвалебную статью «Золотые руки Узбекистана», и примирение с Рашидовым состоялось. Дела в республике шли по-прежнему, но журналисты уже не смели замечать даже самые малые недостатки.
На заседании Совета национальностей заместитель председателя Совета министров России Евдокия Федоровна
— Все понимают, как важно поднять качество швейных изделий. Оно во многом зависит от качества сырья. Основные поставки хлопка идут из Узбекистана. К сожалению, качество хлопка низкое и продолжает ухудшаться.
В обеденный перерыв к Карповой подошел Рашидов:
— Вы вылили много грязи на Узбекистан. Братский узбекский народ оскорблен, и этого он вам не простит!
Евдокия Федоровна пошла к своему начальству. Председателем Совмина России был Михаил Сергеевич Соло-менцсв. Он тоже был кандидатом в члены политбюро, поэтому на ближайшем совместном заседании обеих палат Верховного Совета они с руководителем Узбекистана оказались рядом в президиуме.
Рашидов сразу стал жаловаться ему на Карпову. Опытный Михаил Сергеевич достал предусмотрительно припасенный текст речи и попросил показать, какие именно слова показались ему оскорбительными. Рашидов текст не взял, но повторил, что узбекскому народу нанесли обиду.
На следующее заседание Соломенцев принес статистические материалы о качестве полученного из Узбекистана хлопка, показал Рашидову:
— Шараф Рашидович, нас призывают правильно относиться к критике, устранять недостатки. А вы почему-то так болезненно отреагировали на выступление Евдокии Федоровны, незаслуженно обидели женщину.
Рашидов нехотя сказал:
— Буду разбираться...
Бывший член политбюро Вадим Андреевич Медведев в семидесятых годах работал в отделе пропаганды ЦК КПСС. Он вспоминает, что в отделе обратили внимание на непомерное восхваление республиканского руководства, проявления национализма, в частности » выступлениях президента Академии наук Муминова, родственника первого секретаря Рашидова. По этому поводу отдел пропаганды даже составил пап иску в ЦК КПСС. А если появляется такой документ, на него надо реагировать. Многие шалости местным руководителям прощали, пока они не становились предметом официального расследования. В 1972 году на секретариате ЦК рассматривался вопрос о марксистско-ленинской учебе и экономическом образовании руководящих кадров в Ташкентской городской партийной организации. Работу горкома оценили резко критически. За этим должны были последовать и оргвыводы.
Например, вслед за рассмотрением вопроса о работе Тбилисского горкома последовала смена первого лица в Грузии — вместо бывшего генерала Василия Мжаванадзе первым секретарем сделали сравнительно молодого Эдуарда Шеварднадзе. Казалось, и для Рашидова настали трудные дни. Но записке отдела хода не дали. Медведева вызвал секретарь ЦК по идеологии Петр Нилович Демичев и приказал прекратить критические выступления против Узбекистана и лично Рашидова. Демичев сказал, что Рашидов тяжело переживает критику в адрес Ташкентского горкома, звонил Демичеву и чуть ли не плакал.
Медведев спросил Демичева:
— Это совет или директива? Демичев ответил:
— Воспринимайте это как указание.
Ясно было, что приказ прекратить критику Узбекистана исходил не от Демичева, а от самого Брежнева. Только генеральный секретарь мог выдать индульгенцию первому секретарю республики. После этого в течение нескольких лет работники отдела пропаганды ЦК КПСС в Узбекистан вообще не ездили. Республика вовсе выпала из зоны критики и контроля. Самого Медведева время от времени приглашал в Ташкент секретарь республиканского ЦК по идеологии. Медведев говорил ему:
— Готов приехать, но есть ли добро от товарища Рашидова?
На этом разговор заканчивался.
Когда, наконец, Медведев приехал в Ташкент по решению ЦК, то Рашидов встретил его самым гостеприимным образом. Не жалея времени, рассказывал об огромных успехах Узбекистана, о семи миллионах тонн хлопка, собранных республикой, о начале добычи золота в Узбекистане — это, кстати, была в тот момент секретная информация. Шараф Рашидович не забывал во время беседы напомнить о своей любви и близости к Леониду Ильичу. Подарил гостю свою книгу с надписью «Дорогому другу и брату...».
Рашидов был очень хитрым, ссориться с ним никому не рекомендовали. Поскольку он имел прямой выход на генерального секретаря — Брежнев к нему прислушивался, то Шараф Рашидович мог подставить ножку за милую душу.
Каждый из входивших в политбюро был очень влиятелен, даже если он жил не в Москве. И портить отношения с этой когортой было крайне неразумно. Рашидов приезжал в Москву каждую неделю, чтобы принять участие в заседании политбюро, которое проводилось по четвергам. После политбюро Рашидов мог перемолвиться словом и с Брежневым, и с другими руководителями страны.
Помощник Черненко Виктор Прибытков рассказал характерный эпизод. Когда Черненко писали текст выступления, то создавалась группа. Докладчик читал вариант за вариантом и постоянно что-то менял, просил переделать. По пять-шесть раз доклад рассылался членам политбюро, секретарям ЦК. Каждое слово, каждая запятая тщательно изучались. Прибытков, как помощник по политбюро, собирал все замечания. Иногда они составляли полторы-две страницы. Он обобщал замечания, приходил с ними к Черненко, докладывал:
— Вот Борис Николаевич Пономарев считает необходимым тут исправить, он, видимо, прав.
Текст вновь перепечатывался и вновь рассылался, пока замечания не исчерпывались. Вот тогда политбюро одобряло доклад, и можно было выступать. Так вот Рашидов замечаний не присылал. Он возвращал текст с запиской, которую начинал так: «Дорогой брат, Константин Устинович, я с восхищением прочитал доклад, согласен с каждой строкой». В подтверждение этого он действительно зелеными чернилами подчеркивал каждую строчку, подтверждая, что согласен решительно со всем...