Юрий Андропов. Последняя надежда режима.
Шрифт:
«Толстый и сытый бойкий репортер телевидения, специалист по космонавтам, — записал в дневнике Игорь Дедков, — брал интервью у наших героев-пилотов, и стало абсолютно ясно, кто из них двоих — «пресек». Широкое лицо черноволосого крепкого человека спокойно смотрело в камеру, и повторялось слово, решившее судьбу 269 человек: «враг».
Советские руководители сделали свои выводы из истории со сбитым «боингом»: главное — дать отпор западной пропаганде.
1 ноября 1983 года на политбюро решили образовать комиссию по координации внешнеполитической пропаганды и контрпропаганды под председательством генерального секретаря Андропова. Для решения текущих вопросов сформировали рабочую группу
ДОЛГАЯ СМЕРТЬ
На даче в Крыму Андропов принимал своего последнего иностранного визитера — это был вождь Южного Йемена Али Насер Мухаммед. После беседы пошли обедать.
Когда обед закончился, вспоминает заместитель заведующего международным отделом Карен Брутенц, «Юрий Владимирович поднялся и пошел к двери, чтобы попрощаться с гостями. Но, едва протянув руку Мухаммеду, резко побледнел — лицо приобрело медовый оттенок — и пошатнулся. Наверное, Андропов бы упал, если бы сто не поддержал и не усадил на стул один из охранников. Другой принялся поглаживать его по голове. Все это продолжалось не более минуты, потом Юрий Владимирович встал и как ни в чем не бывало попрощался с гостями...»
В какой-то момент, отдыхая, Андропов почувствовал себя лучше и перебрался в горы, в правительственную резиденцию «Дубрава-1», где отдыхали и охотились Хрущев и Брежнев. Андропову там понравилось, он дышал свежим воздухом. Звонил в Москву и говорил веселым, бодрым голосом. Но именно там он простудился.
— В один из дней Юрий Владимирович захотел прогуляться в заповеднике, — вспоминал тогдашний начальник девятого отдела управления КГБ по Крымской области Лев Толстой (см.: Комсомольская правда. 2001. 14 сентября). — Он любил лес и горные речки. Но так как Андропов уже сильно болел, а на дворе стоял сентябрь и в горах похолодало, мне дали задание оборудовать места его остановок во время прогулок. Лесники и сотрудники КГБ за несколько дней сделали и установили на двух полянах деревянные лавки и покрыли их пледами. Да и места подобрали такие, где не было сильных сквозняков, тени и влажности. Андропов в армейской накидке и с пледом провел на полянах и в резиденции несколько часов. При этом был очень задумчив. Накрыли скромный обед. Юрий Владимирович произнес тост за хорошую прогулку, мы выпили по бокалу шампанского. Причем сам Андропов не пил. А через неделю мы везли Андропова в реанимационной машине в аэропорт.
А уже после его смерти, жаловался произведенный в генералы Лев Толстой корреспонденту, тогдашний начальник 4-го главного управления Минздрава Чазов, впоследствии министр здравоохранения, заявил, что обострение болезни у покойного генсека случилось именно в Крыму, и обвинил во всем нас, сотрудников девятого управления: мол, это мы разрешили Андропову сидеть на голых камнях...
Заместителю председателя КГБ генералу Виктору Федоровичу Грушко в 1990 году полковник Лев Толстой рассказывал эту историю иначе:
— Андропов прошелся немного пешком и присел на скамейку передохнуть. Неожиданно он сказал, что чувствует сильный озноб. Его состояние ухудшалось на глазах. Теплая одежда не помогала.
Юрия Владимировича срочно отправили вниз на госдачу, а оттуда — в аэропорт.
— Трап подали не со стороны здания аэропорта, — вспоминал Толстой, — а со стороны летного поля. Мы под руки завели Андропова в самолет...
В Москве Юрин Владимировича сразу повезли в Центральную клиническую больницу, откуда он уже не выйдет. Тяжкая болезнь лишила его организм иммунитета, и даже простуда превратилась в смертельную опасность. У него развился абсцесс, который оперировали, но остановить гнойный процесс не удалось. Чазова срочно вызвали из зарубежной командировки. Но он почти сразу понял, что жить Юрию Владимировичу осталось всего несколько месяцев.
17 ноября до начала заседания политбюро Черненко сказал, что состояние Андропова пока без изменений.
«Вспоминаю, что эта информация была воспринята достаточно спокойно, — писал Виталий Воротников. — Ну, заболел человек, с кем не бывает. Не чувствовалось тревоги. Хотя многие знали, каково его здоровье, чем и сколько времени он уже страдает. Мне же все это было неизвестно. Поэтому восприятие общее — поболеет и выздоровеет... Непонятно, чем была вызвана такая уверенность. О том, что Андропов находится в Центральной клинической больнице, я узнал лишь сегодня».
Его жена, Татьяна Филипповна, тоже болела. Он просил каждый день его соединять по телефону с женой, даже писал ей стихи.
На ноябрь 1983 года был назначен пленум ЦК, Андропов до последней минуты надеялся, что врачи поставят его на ноги и он сумеет выступить. Пленум постоянно откладывали на более поздний срок. Он пытался работать, вызывал к себе в больницу помощников, руководителей аппарата ЦК и правительства. Но силы уходили, он становился немногословным и замкнутым.
Он и прежде был склонен верить слухам и сплетням, теперь его мнительность усилилась. Он вдруг позвонил своему выдвиженцу секретарю ЦК Николаю Рыжкову:
— Так вы на политбюро приняли решение о замене генерального секретаря?
Рыжков, боготворивший Андропова, изумился:
— Да что вы, Юрий Владимирович, об этом и речи не было!
Но Андропов не успокоился и спросил, какое материальное обеспечение ему определят, если отправят на пенсию. Николай Иванович просто не знал, что ответить.
Вероятно, пишет академик Чазов, тяжело больному Андропову закралась в голову мысль, что соратники уже списали его со счетов, и он решил проверить их преданность.
Но никто в партийном руководстве и помыслить себе не мог отправить генерального секретаря на пенсию — он оставался неприкосновенной персоной, хотя, учитывая его состояние, это было бы самым естественным шагом.
В середине ноября Андропов, впавший в депрессию, ощутивший безнадежность своего состояния, предупредил Чазова:
— Я прошу вас о моем тяжелом состоянии, о прогнозе развития болезни никого не информировать, в том числе и Горбачева. Если у вас возникнет необходимость посоветоваться, обращайтесь только к Дмитрию Федоровичу.
Во второй половине ноября Чазов пришел к министру обороны Устинову. Выяснилось, что Дмитрий Федорович даже не подозревал, насколько плох его друг Юрий Владимирович. Чазов почти два часа вводил министра в курс дела. На следующий день Устинов сам позвонил Чазову и попросил его зайти еще раз.
— Знаешь, Евгений, — сказал министр обороны, — ситуация во всех отношениях очень сложная. Давай пригласим Чебрикова. Он очень близкий Юрию Владимировичу человек, и вместе посоветуемся, что делать. К тому же он располагает большой информацией о положении в ЦК и в стране.