Юрий Андропов. Последняя надежда режима.

Млечин Леонид Михайлович

Будущего президента Арпада Генца, участвовавшего в сопро­тивлении советским войскам, судили и приговорили к пожизненному заключению «за участие в заговоре и измену родине». Кадар, не на­ходя поддержки в стране, становился все жестче, что несказанно ра­довало Москву — советские товарищи первоначально сомневались в его решительности. Новая власть сама понимала, что не имеет никакой поддержки в стране, что она держится на советских штыках.

Советские воинские части остались в Венгрии, где вместо Особого корпуса была сформирована Южная группа поиск. В Венгрию отправили большое количество

советников. Хрущев вспоминал: «Кадар, когда разговаривал со мной, в шутку называл советников «полковни­ки», профсоюзников — «майоры», комсомольцев — «лейтенанты».

Янош Кадар был неточен в званиях.

В 1956 году а Венгрию отправили группу комсомольских работ­ников, они должны были восстановить в Венгрии верную партии моло­дежную организацию. Всем комсомольским секретарям присвоили звание майора.

Бывший хозяин страны Матьяш Ракоши выехал в Советский Союз. Первоначально к нему относились как руководителю братской партии, потом, когда в Венгрии утвердилось новое руководство, он стал по­мехой. Тем более что сам Ракоши вел себя активно, писал письма в ЦК КПСС, заходил в венгерское посольство в Москве.

В феврале 1957 года пленум ЦК ВСРП принял решение о том, что Ракоши и Гере закрыт въезд в Венгрию в течение ближайших пяти лет. Тогда советские власти в августе 1957 года отправили Ракоши в почетную ссылку в Краснодар. Ему выделили четырехкомнатную кварти­ру, выдавали пятьсот рублей в месяц (в ценах 1961 года это были очень хорошие деньги).

В августе I960 года к Ракоши в Краснодар приехали два члена ЦК, Шандор Ногради и Дьердь Ацел. Они предупредили Ракоши, что он вообще не может вернуться в Венгрию, поскольку вокруг него начнут группироваться «враждебные партии элементы». Жизнь Ракоши изме­нилась к худшему после того, как 15 августа 1962 года ЦК Венгер­ской социалистической рабочей партии принял постановление, в кото­ром главная вина за репрессии возлагалась на Ракоши.

Венгры обратились к Москве с просьбой изменить условия жиз­ни Ракоши. Постановлением президиума ЦК КПСС от 30 августа 1962 года его отправили в высокогорный город Токмак, в Киргизии, где выдавали всего двести рублей в месяц. В 1970 году его перевели в Арзамас, затем в Горький. Он написал воспоминания, опубликованные в перестроечные годы. Умер в 1971 году.

Я позволю себе забежать в будущее. Летом 1994 года, работая в газете «Известия», я поехал в Венгрию в командировку. 6 июля, в пятую годовщину со дня смерти Яноша Кадара, не менее двадцати ты­сяч человек собрались в Будапеште, чтобы почтить его память. Этими людьми двигала ностальгия по почти счастливым кадаровским време­нам.

А ведь когда-то коммунистического лидера Венгрии именовали не иначе, как «будапештским мясником» — за то, что в 1956 году он согласился подписать обращение к Москве с просьбой прислать войска и взял власть, завоеванную советскими штыками.

Российские дипломаты в Будапеште по старой памяти называли Кадара «дядя Ваня» и считали его последним коммунистическим роман­тиком. Кадар, по их мнению, в 1956 году взял грех на душу, и он переживал весь остаток жизни — особенно из-за того, что согласился на расстрел Имре Надя. Кадар умер в 1989 году через три недели по­сле торжественного перезахоронения останков Имре Надя. Эта церемо­ния стала концом социалистической Венгрии.

Разные начала боролись в венгерском обществе. Одни, непри­миримые, подняли венгерскую революцию 1848-го и восстание 1956 года. Другие, умеренные и прагматичные, в XIX иске пошли на союз с Австрией в обмен на привилегированное положение венгров в составе Австро-Венгерской империи, а в XX столетии — на союз с Москвой в обмен на особое положение социалистической Венгрии в советском блоке. Третьи, охваченные национальной идеей, пошли на союз с Гит­лером и в благодарность за территориальные приобретения сражались вместе с фашистскими поисками против Красной армии.

Одни политики принесли венграм славу. Другие — процветание. Третьи — позор и несчастье. Янош Кадар был симпатичен венграм хотя бы своей подчеркнутой скромностью, которой вынуждены были придер­живаться и все партийные бонзы. Он разрешил венграм ездить по миру много раньше, чем такое право обрели граждане других восточноевро­пейских стран. Кадар стал посылать молодых венгров учиться и в Россию, и на Запад. Венгрия при Кадаре была открыта в обе стороны. Янош Кадар сумел прекрасно использовать свободу рук, которую ему дал Никита Хрущев, который любил «дядю Ваню». А Леониду Брежневу уже пришлось считаться с Кадаром, хотя в советском партийном аппа­рате на венгров смотрели с сомнением и подозрением, как на ерети­ков.

В Венгрии после 1956 года не было репрессий, ей не предъяв­ляли претензий по части прав человека. Секретарь ЦК ВСРП по идео­логии Дьердь Ацел, которого не любили в Москве за еврейское проис­хождение, образованность и нежелание напиваться вместе с коллегами по партийной работе и играть в домино, сумел достичь исторического компромисса с самыми видными венгерскими интеллигентами, писателя­ми, деятелями культуры, которые в 1956-м встали в оппозицию к вла­сти.

Кадар и Андропов извлекли из трагических событий той осени разные уроки.

Главный урок, усвоенный Андроповым в Венгрии, был прост. Он увидел, с какой легкостью коммунистическая партия может потерять власть над страной, если только она позволит себе ослабить идеоло­гический контроль, цензуру, если исчезнет страх. Ничто другое подорвать класть партии не может — ни экономические трудности, пп, уж конечно, вражеские шпионы. Главное — не давать свободы. Логика существования социалистических режимов состоит в том, что, как только происходит малейшее послабление, режим начинает развали­ваться.

Можно было, конечно, извлечь другой урок — если власть от­стает от жизни, отказывается от реформ, не прислушивается к тому, что желает народ, начинается революция. Но Андропов сделал те вы­воды, которые соответствовали его представлениям о жизни. Боязнь потерять власть сопровождалась у Андропова чисто физическим стра­хом. Советское посольство обеспечило свою безопасность, окружив здание тридцатью танками. Пережитый в Будапеште страх перед восставшим народом надолго запомнился Андропову. Юрий Владимирович видел, как в Венгрии линчевали сотрудников госбезопасности. Он не хотел, чтобы нечто подобное случилось и с ним.