Юрий Долгорукий (Сборник)
Шрифт:
– А мы и не пробовали. Выбрали жилище, открытое всем ветрам.
– Жилище - да. А в монастыре? Нашли вас и там.
– Ты хотела меня убить.
– Дурень! Кабы хотела - давно бы убила.
– А Дулеба? Метал же Емец копьё.
– Малость попугал. А то оба вы больно уж неповоротливы.
– Хочешь видеть, какой я быстрый?
– Уже увидела. Стой тут, дальше пойду одна. Приду к вам ещё.
Она исчезла так же незаметно, как и появилась.
– Вот уж!
– вздохнул Иваница.
А ночью Ойка прибежала снова. Она, видимо, обладала необъяснимым чутьём, потому что в темноте безошибочно узнала среди трёх спящих в хижине Кричка именно Иваницу, потихоньку толкнула его, прошептала: "Выходи-ка со мною". Он проснулся мигом, решил, что это она пришла только к нему, потянулся рукой, чтобы схватить её и, быть может, задержать здесь возле себя, потому что очень приятно ему было лежать под тёплым мехом, а ещё если бы там была девушка, то и вовсе было бы здорово! Однако Ойка и на этот раз оттолкнула его руку. "Выходи!"
Во дворе, ёжась от холода, Иваница увидел рядом с Ойкой какого-то человека. В темноте он показался ещё более хлипким и невзрачным, чем хитрый Никита, с которым они вели беседу на мосту.
– Ежели хотела, чтобы я тебя поцеловал, могла бы обойтись и без него, - недовольным тоном произнёс Иваница.
– Будешь целовать, когда возвернёшься в Киев, говорила уже тебе.
– Зачем возвращаться? Я ведь здесь.
– Был здесь, а теперь не будешь.
– Когда же должен ехать?
– А вот человек тебе скажет.
– Ежели не соврёт, так скажет.
Человек, несмотря на свой убогий вид, тотчас же обиделся:
– А зачем мне врать?! Меня просили, я передал, а там пусть хоть земля провалится.
– Кто же тебя просил?
– Брат вот её, Кузьма, брат вот этой девки, стало быть.
– Где ты его встретил?
– Там, где люди бродят. Подальше от князей да от бояр. Бежал он с монахом остроязыким, направлялись в Залесскую сторону, к Юрию Долгой Руке, в Суздаль, стало быть.
– Откуда ведомо тебе, что в Суздаль?
– А говорили. За язык не тянул. Сами сказали. Кузьма, стало быть, и сказал. Не сказал, стало быть, а попросил. Ты, говорит мне, всё едино в Киев идёшь, вот и найди в Киеве воеводу Войтишича, его там каждая собака знает, а у того Войтишича на дворе, стало быть, отец мой, то есть Кузьмин отец, Емец, дружинник есть слепой. Найдёшь, говорит, и передай ему, Кузьма, мол, сын, просит прощения, искать его не нужно, потому как побежал к князю Юрию Суздальскому, а даст бог, то когда-нибудь возвернётся, мол, в Киев, стало быть, со славой.
– Ты знал Кузьму раньше, что ли?
– Откуда бы мог знать? И в Киеве отродясь не был. Встретились, человек и попросил. А меня ежели кто попросит, то я… Мне что?
– И это он так вот сгоряча и выложил тебе всё, как на исповеди: и кто такой, и куда путь держит? А теперь ты думаешь, тебе поверят?
– Стало быть, ты ещё и не веришь? Ну и не нужно. Разве я платы от тебя хочу? Попросила девка, пришёл, сказал тебе, хотя и тебя, стало быть, впервой вижу и не знаю, что ты и кто еси. Моё дело, стало быть, маленькое…
Человек повернулся и молча пошёл своей дорогой.
– Эй, - тихонько позвал его Иваница, - куда же ты? Постой, мне надобно ещё спросить.
– Наспрашивался уже вдоволь, - донеслось из темноты.
Человек исчез, будто его и не было никогда, и Иваница не поверил бы в это явление, если бы не стояла рядом с ним Ойка в белом своём козьем меху, а ещё хотелось верить не только в самый разговор, но и в истинность слов человека, больно уж несчастным был он на вид. А таким Иваница верил всегда.
– Так мы поедем, - сказал Иваница девушке.
– Может, и ты с нами? Если найдём твоего брата, что нам с ним делать?
– Не найдёшь ты его.
– Вот уж! Почему же не найду?
– Спишь много. Когда ни приду - спишь.
– Вот уж! Я тебе покажу сейчас, что не сплю!
Он снова хотел было поймать её за руку, но она увернулась, отбежала подальше, сказала строго:
– Поезжай. А захочешь возвернуться со своим лекарем, - буду ждать.
– Хоть прикоснуться к тебе, - заканючил Иваница.
– Тогда и прикоснёшься. Князьям не позволяла, а уж тебе…
Исчезла - ни слуху ни духу. Иваница вздохнул, ещё немного постоял, ибо не верил, что так бессмысленно закончится его приключение с этой норовистой девушкой, но не дождался ничего и пошёл будить Дулеба.
Дулеб, услышав о новости, тотчас же велел седлать коней.
– Возвращаемся к князю Изяславу без промедления.
Иваница чесал затылок в темноте, кряхтел.
– Не очень мне охота выбираться из Киева, Дулеб…
– А что мы имеем здесь несделанное?
– Ты, может, и не имеешь, а я имею. Девку оставляю такую, что грех даже сказать! Тебе-то всё равно, ты к девчатам равнодушен, а у меня душа разболелась. Нигде ещё такого не было.
– Болела и у меня, - вздохнул Дулеб.
– Не раз болела, а приходилось всё бросать и так… Да и не так, а… Бежать пришлось, Иваница. Не знаешь ты об этом, и никто не знает…
– Вот уж!
– удивился Иваница и пошёл готовить коней.
Кричко встал, чтобы проводить гостей. Не спросил, почему они так торопятся, не приглашал дожидаться утра. Ежели нужно людям, значит, нужно.