Юрий Долгорукий
Шрифт:
Братья согласились приехать в Киев. Здесь Всеволоду удалось поссорить Игоря и Святослава с князьями Давидовичами. Он пообещал наделить Владимира и Изяслава теми волостями, которые прежде были обещаны младшим Ольговичам. Давидовичи легко согласились и «переступили хрестьное целование», ранее данное Игорю и Святославу. Позже мы еще убедимся, что неспособность держать слово, соблюдать крестное целование вообще была присуща этим князьям. В истории Юрия Долгорукого эта черта не раз даст о себе знать.
Теперь, внеся разлад между родными и двоюродными братьями, Всеволод смог «уладиться» с ними: Давыдовичи получили Берестье, Дрогичин и еще два города: Вщиж и Ормину; Игорю достались Городец, Юрьев (важный город на реке Роси) и Рогачев, а Святославу — Клецк и Черторыйск.
Нашлось решение и для переяславской проблемы. Вячеслав Владимирович, в очередной раз доказавший свою неспособность удержать этот город, «смолвился» со Всеволодом Ольговичем и уступил Переяславль своему племяннику Изяславу, а сам
Так состоялся новый обмен волостями, в результате которого Мономашичи лишились еще одной территории, одной из самых экономически развитых и стратегически важных во всей Русской земле, — Волыни.
Юрий Долгорукий никакого участия в этих событиях не принимал. Зимой 1143/44 года князь Изяслав Мстиславич сам отправился в Суздаль. По всей вероятности, он должен был добиться от Юрия признания своих прав на Переяславль, а может быть, и примирить его со Всеволодом Ольговичем. Однако ничего из этого не вышло. «Toe же зимы иде Изяслав к строеви (дяде. — А.К.) своему Гюргю, и не уладивъся с ним, иде к брату Смолиньску»{144}. Из Смоленска Изяслав направился в Новгород к другому своему брату Святополку и, проведя там зиму, вернулся в Переяславль только весной 1144 года.
Это его путешествие окончательно определило расстановку политических сил в Русском государстве. Юрий отказался примириться с племянниками. Все трое старших Мстиславичей — Изяслав Переяславский, Ростислав Смоленский и Святополк Новгородский — оказались в явной оппозиции к нему. Еще более враждебны Юрию были великий князь Киевский Всеволод Ольгович и его родня. Вернувшись в Переяславль, Изяслав отпраздновал свадьбу: он выдал свою дочь за сына полоцкого князя Рогволода Борисовича. На эту свадьбу в числе самых почетных гостей прибыли и Всеволод Ольгович с женой — дядя и родная тетка невесты. Переяславское торжество должно было продемонстрировать союзнические отношения между киевским и переяславским князьями. В еще большей степени это подтвердилось, когда в том же 1144 году Всеволод Ольгович организовал большой поход против галицкого князя Владимирка Володаревича, в котором приняли участие не только его родные и двоюродные братья, но и князья «Мономахо-ва племени» — Вячеслав Владимирович и Изяслав и Ростислав Мстиславичи, а также многие другие князья. Юрий Долгорукий вновь оказался в фактической изоляции в своем Суздальском «углу».
В походе на Владимирка Галицкого участвовали и младшие братья Всеволода Ольговича Игорь и Святослав. К 1144 году между ними наконец-то было достигнуто полное взаимопонимание. Главным условием, на котором Ольговичи согласились примириться со старшим братом, стало обещание Всеволода передать Игорю после себя киевский стол [29] .
Под 1145 годом летопись сообщает о съезде Ольговичей и Давидовичей в Киеве. Всеволод созвал родных и двоюродных братьев для того, чтобы объявить им свою волю: после его смерти Киев должен перейти Игорю. При этом Всеволод ссылался на пример Мономашичей, сумевших сохранить за собой Киев и старейшинство в Русской земле и передать их по наследству: «Володимир посадил Мьстислава, сына своего, по собе в Киеве, а Мьстислав Ярополка, брата своего. А се я мольвлю: оже мя Бог поиметь, то аз по собе даю брату своему Игореви Киев». Владимир и Изяслав Давыдовичи, а также Святослав Ольгович целовали Игорю крест «на всей любви»; в свою очередь Игорь целовал крест братьям, «яко имети братью в любовь» {145} . Именно после этого съезда Игорь вместе с другими черниговскими князьями выступил вместо своего старшего брата в поход в Польшу, в помощь Всеволодову свату Владиславу II Изгнаннику, враждовавшему со своими братьями Болеславом IV Кудрявым и Мешко III. Игорю удалось на время примирить польских князей; от братьев Владислава тогда же он получил для себя лично и один из городков на русско-польском пограничье — Визну на реке Нарев.
29
Всеволод Ольгович «обрекл» Киев Игорю (по выражению летописца) еще до первого похода на Владимирка Володаревича (см.: ПСРЛ. Т. 2. Стб. 316; Т. 1. Стб. 312); очевидно, на этом условии Игорь и согласился принять участие в походе. Во время самого похода Владимирко также обещал Игорю «по Всеволожи животе» помочь ему «про Киев».
Спустя год, незадолго до смерти, Всеволод призвал к себе киевлян и потребовал от них принести присягу Игорю. Киевляне целовали крест князю. Затем то же сделали жители ближнего к Киеву Вышгорода. Однако, как показали дальнейшие события, и те и другие целовали
Перед самой смертью Всеволод постарался еще раз добиться подтверждения крестного целования Игорю от князей Давидовичей, а также от Изяслава Мстиславича, которого, надо полагать, опасался больше других. В Чернигов и Переяславль отправились особо близкие к нему люди: к Изяславу Мстиславичу — его зять, польский князь Болеслав Высокий (сын Владислава II, все-таки изгнанного из Польши), а к Владимиру и Изяславу Давидовичам — киевский боярин Мирослав Андреевич. «Стоите ли в хрестьном целованьи у брата своего у Игоря?» — спрашивал Всеволод родню. «Стоимы», — отвечали те.
Все это происходило в самом конце июля 1146 года. 30 июля (или, по другой летописи, 1 августа) [30] князь Всеволод Ольгович скончался [31] . Тут-то и выяснилось, что все клятвы Игорю сохраняли свою силу лишь до тех пор, пока был жив Всеволод.
ИЗЯСЛАВ МСТИСЛАВИЧ — КНЯЗЬ КИЕВСКИЙ
О событиях в Киеве Юрий по-прежнему узнавал со значительным опозданием, хотя все происходившее там напрямую затрагивало его.
30
30 июля — в Лаврентьевской летописи (ПСРЛ. Т. I. Стб. 313); дату 1 августа называет Ипатьевская (Т. 2. Стб. 321). См. также: Бережков. с. 60, 312, прим. 44.
31
Вот как характеризует его В. Н. Татищев: «Сей великий князь муж был ростом велик и вельми толст, власов мало на главе имел, брада широкая, очи немалые, нос долгий. Мудр был в советех и в судех, для того, кого хотел, того мог оправдать или обвинить. Много наложниц имел и более в веселиах, нежели расправах, упражднялся. Чрез сие киевляном тягость от него была великая. И как умер, то едва кто по нем, кроме баб любимых, заплакал, а более были ради. Но при том более есче тягости от Игоря, ведая его нрав свирепый и гордый, опасались».( Татищев. Т. 2. с. 162.)
Вокняжение Игоря не устроило никого — ни киевлян, ни жителей других городов Киевской земли, ни даже князей, бывших союзниками или вассалами Всеволода Ольговича. Сразу же после смерти Всеволода в Киеве начался мятеж, который удалось «утишить» лишь князю Святославу Ольговичу. По требованию киевского веча он целовал крест и за себя, и за своего брата Игоря на том, что князья никому не будут творить «обиды» и «насилья», а киевляне и вышгородцы сами расправятся со своими обидчиками Ратшей и Тудо-ром; в свою очередь «кияне» провозгласили князьями обоих Ольговичей: «Брат твои князь и ты», «и на том целоваше вси кияне хрест и с детми, оже под Игоремь не льстити [и] под Святославом».
Тогда же Игорь отправил гонца к князю Изяславу Мстиславичу в Переяславль с известием о смерти брата и с просьбой подтвердить прежнее крестное целование. Однако ответа так и не дождался: «Он же ни ответа ему не дасть противу той речи, ни посла к нему пусти».
Как позднее заявлял сам Изяслав, он и не собирался признавать предсмертное распоряжение Всеволода, считая его незаконным. Главное же, одновременно с гонцом от Игоря в Переяславле появились тайные посланцы от киевлян, зовущие князя на великое княжение: «Поиде, княже, к нам, хощем тебе». Зачинщиками измены летопись называет виднейших киевских бояр — тысяцкого Улеба, старого воеводу Ивана Войтишича, служившего еще Владимиру Мономаху, Лазаря Саковского и других. Позднее с тем же призывом к Изяславу Мстиславичу обратились жители Белгорода и Василева — важнейших крепостей в Киевской земле — и, что еще более важно, «черные клобуки» — торки, берендеи и другие «свои поганые», населявшие Поросье (земли по реке Роси). Если князья Ольговичи были традиционно связаны с «дикими» половцами, обитателями Степи, то переяславские князья, потомки Всеволода Ярославича и Владимира Мономаха, могли опереться на «своих поганых» — тех же степняков, еще в XI веке расселившихся на окраинах Русской земли (в пределах Киевского и Переяславского княжеств) и несших здесь, помимо прочего, сторожевую службу. Ненависть, которую питали друг к другу те и другие, привносила в междоусобные войны Ольговичей и Мономашичей совершенно особые формы степной жестокости.