Юрий Долгорукий
Шрифт:
Не раз приходилось слышать, что слава князя незаслуженна: и основателем Москвы он будто бы не был, и как политический деятель ничем особенным себя не проявил. Что ответить на это? Разве что пожать плечами. Ну, во-первых, основателем Москвы — с известными оговорками, правда, — Юрия Долгорукого назвать можно: во всяком случае, первая московская крепость, как мы видели, была построена в годы его княжения и, скорее всего, по его распоряжению; а ведь это и делает город городом. Да и первое упоминание Москвы в летописи — причем именно в связи с его политической деятельностью — факт далеко не случайный и многого стоит. А во-вторых… Думаю, не нам решать, что справедливо, а что нет, особенно когда речь идет об исторической памяти. Даже в тех случаях, когда память эта искусственно смоделирована кем-то и мы имеем дело с мифотворчеством — причем не важно, какого времени.
В том, что у большинства людей имя Юрия Долгорукого
Юрий до конца своих дней оставался прежде всего политиком. И его биография — это биография политика, политика до мозга костей. Всю жизнь он посвятил достижению одной-единственной, четко поставленной цели и в конце концов осуществил мечту своей жизни, став киевским князем. Его биография — это биография политика целеустремленного, последовательного и, главное, удачливого в плане достижения своей цели.
Но в истории — повторимся еще раз — так бывает почти всегда. Не та цель, которую мы ставим перед собой, и даже не та, которой мы в конце концов добиваемся, остается после нас — но то, как именно мы добиваемся ее, на что готовы пойти и на что идем ради ее осуществления, чем готовы пожертвовать и что, напротив, останавливает нас в ее достижении.
Княжение в Суздале было для Юрия делом побочным, особенно поначалу, когда он вообще готов был отказаться от него ради княжения в ближнем к Киеву Переяславле. Суздальская земля представлялась ему окраиной, захолустьем — да она и была такой, когда он начал княжить здесь! Он нуждался в ней лишь постольку, поскольку нуждался в базе, необходимой для продолжения войны за Киев. А потому он и заботился о доставшемся ему уделе, возводил здесь города, строил укрепления, организовывал более четкую систему управления, взимания податей и налогов. Но «побочный» результат его политической деятельности обернулся главным его историческим завоеванием. И в историю он вошел прежде всего как создатель самостоятельного Суздальского княжества, предтечи будущей Великороссии. И то, что одному из множества городов, основанных им или впервые упомянутых при нем в источниках, со временем выпало стать столицей всего объединенного Русского государства, явилось прямым результатом последующего развития Северо-Восточной Руси.
«…И почему было Москве царством быть, и кто то знал, что Москве государством слыть?» — таким вопросом задавался московский книжник XVII века, автор «Повести о за-чале царствующего града Москвы». А никто, конечно, и не знал и не мог знать. Стольным городом Русского царства, «Третьим Римом», могли оказаться и Тверь, и, скажем, Переяславль-Залесский или какой-нибудь Дмитров. При определенных обстоятельствах, разумеется. Но вот ведь парадокс: все три названных города также основаны князем Юрием Долгоруким. (В отношении Твери об этом можно говорить предположительно; о Переяславле же и Дмитрове известно точно.)
Наверное, можно сказать, что по масштабу своей личности Юрий Долгорукий уступал и своему отцу Владимиру Мономаху, и своему сыну Андрею Боголюбскому. Возможно, его биография менее интересна, более однообразна, скучна, однопланова — военные походы и подготовка к ним составляют ее преимущественное содержание и почти все сводится к борьбе за Киев. Но масштаб личности не всегда напрямую определяет значимость той или иной фигуры, ее место в истории.
Юрию Долгорукому довелось княжить на переломе эпох. При том, что прожил он долгую жизнь, его политическая биография — во всяком случае, известная нам ее часть — продолжалась ровно четверть века — с 1132 года, когда он впервые вмешался в борьбу южнорусских князей, по 1157 год. А эти годы — особые в истории Руси. Именно 1132 годом — хотя, конечно, и условно — историки завершают эпоху Киевской Руси и начинают новый — удельный — период нашей истории. И первые четверть века — несомненно, наиболее темный, наиболее запутанный и непонятный его отрезок. Большинству людей, даже искушенных в знании событий русской истории, эти годы представляются сплошной чередой бесконечных и по большей части бессмысленных войн, когда каждый воевал с каждым, с легкостью преступал крестное целование, нарушал мир, наводил на Русскую землю половцев и, не задумываясь, предавал огню и мечу собственные города и села. Но в истории нет ничего бессмысленного. Все имеет свои причины, равно как и свои последствия и свою цену. И личность Юрия Долгорукого — одного из главных героев этого исторического промежутка — позволяет лучше понять, что двигало тогда русскими людьми и что вообще переживала Русь в этот переломный момент своей истории.
Как и большинство князей того времени, Юрий не был ни бездумным искателем приключений, ни беспринципным властолюбцем, готовым на все ради завоевания киевского
Войны Юрия — это яркая страница нашей ранней истории. Они показывают, насколько сложно и болезненно совершался переход к новому удельному строю. Его княжение в Киеве, в особенности третье, — одна из последних попыток восстановить значение киевского престола, сохранить целостность Киевской державы, вернуть традиционные взаимоотношения между князьями на основе строго определенного места, занимаемого каждым в некой идеальной княжеской семье. Но именно в его княжение обнаружились и полная исчерпанность тех принципов, на которые опирались князья — и в первую очередь сам Юрий! — в борьбе за киевский стол, и несоответствие старого государственного порядка реалиям новой жизни. Именно в его княжение — и во многом в результате его усилий! — окончательно вызрели условия для становления и развития новых самостоятельных княжеств, а значит, и для последующего экономического, политического и культурного расцвета, который мы наблюдаем в большинстве русских земель — и в Галиче, и на Волыни, и в Новгороде, Пскове, Смоленске, Рязани, Турове, Полоцке, Чернигове, Новгороде-Северском, и, конечно же, в Суздале, Ростове, Владимире-Залесском, Переяславле, Юрьеве. Наверное, можно сказать и так: без энергии, целеустремленности и политического напора Юрия этот процесс грозил затянуться, принять иные — возможно, еще более болезненные — формы, а развитие русских земель, и прежде всего Северо-Восточной Руси, — пойти совсем по другому пути. И это заставляет нас с полным основанием поставить Юрия Долгорукого в один ряд с теми выдающимися деятелями нашей истории, которые, собственно говоря, и определили ее главное, магистральное направление.
P. S. О СУДЬБЕ ОСТАНКОВ
Судьба останков Юрия Долгорукого заслуживает отдельного разговора. Попытки их обнаружения предпринимались неоднократно, уже в советское время. Так, в преддверии 800-летия Москвы, широко отмечавшегося в 1947 году, по личному распоряжению Сталина в Киев были отправлены археологи и антропологи (в том числе выдающийся антрополог, автор скульптурных реконструкций многих деятелей русского Средневековья М. М. Герасимов) с целью выявить костные останки основателя Москвы и восстановить по ним его внешний облик. Эта затея не увенчалась успехом — останки Юрия найдены не были. Тем не менее тогда же на предполагаемом месте погребения князя, в центре храма, было установлено надгробие из полированного темно-серого камня с двумя надписями: «Здесь похоронен Юрий Владимирович Долгорукий, основатель Москвы. 1090—1157»; и, на цоколе: «Сооружено в ознаменование 800-летия Москвы трудящимися Киева 7 сентября 1947 года»{361}.
Ныне, однако, этот саркофаг признается фикцией. Но где же тогда похоронен Юрий?
Казалось, решение вопроса было найдено в самое недавнее время.
В 1989 году в ходе археологических изысканий в культурно-историческом заповеднике «Киево-Печерская лавра», у стен церкви Спаса на Берестовом, на расстоянии 3,5 метра от центральной апсиды храма, киевский археолог В. А. Харламов обнаружил саркофаг из пирофилитового сланца (овручского шифера), в котором находился скелет очень плохой сохранности{362}. От проникновения в саркофаг воды череп и отдельные кости верхней части скелета превратились в труху. Антропологическая и судебно-медицинская экспертиза показала, что кости принадлежат мужчине ростом около 160 сантиметров (что немного ниже среднего роста для XII века), умершему в возрасте 65—70 лет. Возраст соответствует тому, в котором умер Юрий Долгорукий. Сразу же было высказано предположение, вскоре превратившееся в уверенность, что останки принадлежат именно ему.
Но это открытие оказалось не последним. В 1990 году в 14,5 метра от первого саркофага был обнаружен еще один, в котором находились два скелета, расположенные в анатомическом порядке; рост обоих — около 170 сантиметров. Черепа обоих скелетов рассыпались на мелкие обломки, большинство костей нижнего скелета также превратились в труху. В отношении этих находок экспертиза не проводилась.
Судьба тех останков, которые связывают с именем Юрия Долгорукого, остается плачевной. Что делать с ними, никто толком не знает. До настоящего времени они хранятся в помещении Института археологии Национальной академии наук Украины на территории Киево-Печерской лавры в простом картонном ящике из-под посылок. Надпись на ящике гласит: «Саркофаг № 1. Кости захоронения Юрия Долгорукого».