Юрка Гусь

Козлов Вильям Федорович

— Не знаю, — сказал Гусь. — А как они поют?

— Хорошо поют… Заслушаешься.

— Где же Дик? — Юрка приложил ладони ко рту и крикнул: — Дик!

Из кустов, в глубине которых белел снег, выскочил Дик, очумело осмотрелся и, роняя с языка слюну, помчался в ельник.

— Учуял кого-то, — сказал Юрка. — Он зайцев ловит?

— Обязательно посажу березу, — сказал Северов. — И не одну.

Они спустились с пригорка в лощину. Здесь березы стояли ствол о ствол с осинами, соснами, молодыми дубками. На полянках, где много света, густо разросся

орешник. Под ногами шелестели прелые прошлогодние листья. Их было так много, что подошвы тонули и казалось, что ступаешь по драному лоскутному одеялу. Из глубины леса потянуло болотной сыростью и муравьиной кислотой. Под толстой кривобокой березой стоял большущий гриб. Коричневая шляпка его сморщилась, края оплыли. Юрка дотронулся до гриба ногой, и он сразу осел, разваливаясь на проточенные червями куски.

— Скажи ты, — удивился Гусь. — Перезимовал.

Он чувствовал себя в лесу хозяином. Северов еще по дороге сюда признался ему, что очень любит лес, но там, откуда он родом, голая степь. Огромная ковыльная степь без конца и края. Это у самого Каспийского моря. Юрка степь только с крыши вагона видел, а лес знал и умел в нем хорошо ориентироваться.

Попробовав сок у кривобокой березы, Юрка сморщился и плюнул:

— Фу-у, кислятина!

Пристроив возле березовых стволов еще две бутылки, они снова поднялись на пригорок. Тут было сухо и солнечно.

— Поваляемся? — предложил Юрка и, не дожидаясь согласия, упал на устланный листьями луг. Северов опустился рядом. Он стал задумчив и молчалив. От мягкой кожаной куртки летчика почему-то пахло рыбьим жиром, который Юрка с детства ненавидел. А сейчас лежал, нюхал и было не противно. Наоборот, даже приятно. Сегодня у Северова выдался свободный денек. Его штурмовик опять здорово изрешетило осколками: повредило жесткое управление, руль высоты. Техники, собравшись возле самолета, долго удивлялись, как ухитрился Северов сделать посадку. И вот уже второй день латают машину.

Тихо в лесу. Чуть слышно поскрипывают голые вершины деревьев. Ветра у земли не слышно, он где-то вверху бродит. Над головой негромко судачат птицы. Шумно вспорхнув, птицы перелетели на соседнее дерево и загалдели громче прежнего. У них красные грудки и коричневые головки с короткими глянцевыми клювами. Это снегири. Кап-кап-кап! — доносится звонкая капель. Наверное, бутылка уже наполнилась березовым соком. Но Юрке лень вставать с мягкой прохладной земли. Не беда, если и перельет через край. Весной в березах соку много.

— Северов, — попросил Гусь, — возьми меня еще раз на фронт, а?

— Понравилось?

— Ты только научи меня из пулемета стрелять… Я ни одного гада не подпущу к хвосту!

— Ничего не выйдет. — Скрипя кожанкой, Северов перевернулся на бок. — Дали мне нового стрелка-радиста.

— Жалко, — сказал Юрка. — Я бы тоже мог стрелять из пулемета?

— А что, в бригаде надоело? У тебя такой заботливый бригадир…

— Катька-то? Ничего… Скажи, Северов, а долго на стрелка учиться?

— Ты говорил,

она толстая… Ничего ты не понимаешь! Красивая она.

— Я бы в два счета выучился.

— А какие глаза… Она не замужем?

— Катька-то? Она… Северов, а трудно стрелять из пулемета?

— Из пулемета? Нет, не трудно… Так она замужем?

— Кто? Катька-то? Нет. Она учительница.

Северов посмотрел на небо и улыбнулся.

— Чего смеешься? — спросил Юрка.

— Смотрю на небо, — сказал летчик. — Хорошо.

Юрка тоже посмотрел на небо. Мальчишке было не смешно.

— На ней никто не женится, — сказал он. — Она учительница.

— Учительница — это хорошо.

— Плохо, — сказал Юрка. — Пристает ко мне все время, говорит, учиться надо… А я хочу быть летчиком, как ты.

— Хороший человек твой бригадир.

— Обыкновенная. — Юрка сбоку взглянул на Северова и прибавил: — И глаза у нее обыкновенные. А потом, ей никто не нравится. Она мне сказала, что никогда замуж не выйдет.

— Так уж и сказала?

— Спроси… Чего мне врать?

— Ты слушай учительницу. Она дело говорит.

— Ерунду говорит… Ну кто сейчас учится? Война.

— Война… — сказал Северов. — Ты чего же думаешь, век она будет? Война — это… К черту войну!

— А сам каждый день летаешь, — сказал Юрка. — Бомбы кидаешь. И из пушки строчишь почем зря.

— Нужно, — сказал летчик. — Я, Гусь, бомбы бросаю, танки зажигаю, машины. И все это для того, чтобы больше не было войны… А ты, Гусь, не лезь в это пекло. Не надо.

— Я не хочу березы сажать, — сказал Юрка. — Я хочу летать и бомбить гадов.

— Ты видел в кабине приборы? — спросил Северов.

— Ну и что? — нахмурился Юрка. — Ты мне только растолкуй, что к чему, разберусь!

Северов встал на колени, расчистил землю от листьев и прутиком стал чертить контуры самолета. Юрка, словно галка, склонив черную голову набок, смотрел на него.

— Вот крыло самолета, — стал объяснять летчик, — с его помощью образуется подъемная сила, которая держит машину в воздухе…

— Ясно, — мотнул головой Юрка. — Без крыла далеко не улетишь.

— Вот площадь, а вот профиль крыла, — чуть заметно улыбаясь уголками губ, продолжал летчик. — Профилем крыла называется форма его поперечного сечения. Касательная к нижней поверхности профиля называется хордой крыла.

— Чем? — удивился Юрка.

— Хордой. А этот угол между хордой крыла и направлением скорости называется углом атаки…

Лицо у Гуся вытянулось, на лбу появились глубокие поперечные складки. Он слушал и все больше мрачнел.

— Величиной аэродинамического коэффициента, — шпарил Северов, — называется…

— Хватит, — сказал Юрка. Не глядя на летчика, поднялся с листьев и пошел к березе. Вернулся он не скоро. Сначала прибежал Дик, потом появился Юрка. Протянул Северову бутылку с мутноватым соком:

— Пей.

Северов попробовал. Сок и вправду был сладкий, ароматный.

— Нектар, — похвалил летчик, — напиток богов…