Юркины Бумеранги (сборник)
Шрифт:
Репетиция в оркестре уже закончилась, но никто не расходится, сидят, разговаривают, курят. Альку отсюда никто не гонит, потому что ее папа самый главный в оркестре ведущий – он все их концерты ведет. Только он сейчас в командировке. Папа часто ездит по командировкам в разные города и всегда что-нибудь привозит вкусненькое. Конфеты, например. Папа знает толк в конфетах – он, наверное, их столько перепробовал – и привозит всегда самые вкусные. И игрушки привозит. В прошлый раз привез желтую обезьянку, которая умеет кувыркаться, если ее завести.
– Что, Алька, скоро папка приедет? – спрашивает ее дядя Веня. Он трубач и папин друг.
– Скоро, – уверенно заявляет Алька, хотя мама сказала, что через неделю. – Может, даже завтра.
Алька
Еще открыты комната цирка и танцкласс, но Алька не идет туда: там все такие задаваки! Она спускается по широкой лестнице, придерживая пальцами подол платья, – она та самая дама в шляпе. Очень красивая! Она младшая дочь одного короля, все младшие дочки – самые главные в любой сказке. В детском саду они с девочками часто играют. Придумывают сказку и играют в нее. Кто придумал сказку, тот – старшая принцесса, старшей тоже быть хорошо: все слушаются. Младшей бывают все по очереди. А мальчишки у них всегда разбойники. Кем же им еще быть! Алька часто придумывает сказку, поэтому младшей принцессой, в которую все всегда влюбляются, она бывает очень редко. Но ведь когда одна играешь, можно быть кем хочешь…
В фойе Алька забирается под бильярдный стол. Красная бархатная скатерть спускается до пола, и кажется, что ты в домике. Нет, в пещере. Принцессу в шляпе похитили разбойники и посадили в пещеру. Туда проникает музыка и смех – это с катка. Алька выбирается из-под стола и смотрит в окно. На улице темно, но прожектор освещает весь каток. Здорово иметь коньки! Алька просит-просит ей купить, но мама все время ей говорит, что она еще маленькая. А недавно сказала, что денег нет. Вот так всегда: стоит вырасти, так сразу деньги кончаются! А Наташкины коньки Альке велики даже с тремя шерстяными носками.
Алька начинает кружиться под музыку. Хорошо бы стать балериной и так кружиться, кружиться…
– Аля, вот ты где!
Это Оля, мамина артистка. Она протянула Альке руку.
– Пойдем чай пить. У нас перерыв.
– Пойдем, – соглашается Алька.
Когда проходили мимо лестницы, Алька зажмурилась, чтобы не смотреть вниз. Там внизу, в темноте (даже днем там темно!), живет Огневушка-Поскакушка. Она пляшет, поднимаясь по воздуху, машет платком и сердито усмехается, глядя на Альку. Она злая. Алька ее боится. И если не успеет зажмуриться и увидит Огневушку, то ночью потом заснуть не может. Это только в сказке она добрая, а на самом деле… Алька даже думать про нее боится и мимо этой лестницы старается не ходить. Но ведь сейчас она с Олей. Взрослые всегда ходят там, где им хочется, и не боятся.
Самое лучшее в репетициях – это перерыв. Есть перерывы маленькие, они называются «перекур» – это неинтересно. Все стоят курят в коридорчике у сцены, где написано: «Не курить!» (Зачем написали? Все же здесь курят!) А большой перерыв – это то, что надо, настоящее чаепитие. Только бывает редко, когда «спектакли горят» и репетиции затягиваются за полночь. Артисты в такие дни приносят с собой разные вкусные вещи: варенье в маленьких баночках, печенье, оладушки. Варя всегда ватрушки приносит, а Алькина мама печет пирог с капустой. В большой перерыв ставят чайник в буфетной, накрывают стол. Когда Алька не занята, она помогает: кружки расставляет, за чайником следит…
Разговор за столом всегда веселый. Иногда Альке кажется, что артисты дразнятся, но все смеются, и она тоже смеется – только оттого, что другим смешно. Над Алькой тоже иногда смеются, особенно Владик. Всегда говорит что-нибудь обидное. Алька обижается на него и на остальных, что они хохочут над ней, она уходит из-за стола, хоть Владик и кричит вслед:
– Это шутка, Аленький!
«Очень нужны ваши дурацкие шутки!» – обижается Алька. Вот у папы шутки так шутки! От них Альке всегда смешно. А это разве шутки, если плакать хочется?
Алька прячется в уголок, где висят костюмы, и дуется на весь белый свет. Обиднее всего, что там весело сейчас без нее и все едят капустный пирог, который, между прочим, ее мама испекла! Альке хочется выйти из своего укрытия и вернуться за стол как ни в чем не бывало, будто она и не обижалась вовсе, но что-то мешает ей. Это что-то (Алька и сама не понимает что) прилепило ее к месту и сдвинуться не дает, хотя уже, честное слово, очень хочется к столу, съесть капустного пирога, и даже на Владика она больше не сердится! Но Алька сидит и сидит, и ей уже кажется, что целый час прошел.
Наконец Владик приходит мириться. Но все то же что-то мешает Альке с ним заговорить, она молчит, разглядывает то свои ноги в валенках, то Владиковы в кедах. Но потом Владик обязательно что-нибудь смешное скажет, и Алька засмеется. Тут уж он хватает ее на руки, подбрасывает к потолку несколько раз, Алька хохочет на весь театр, да так, что у нее бока начинают болеть. И дальше все совсем хорошо: и чай, и капустный пирог, и довольная Владиком Варя.
Самый большой недостаток у перерыва в том, что он заканчивается. Начинается репетиция, и всем опять не до Альки. Она слоняется за кулисами, а потом незаметно пробирается в «карман», хотя ходить туда ей строго-настрого запрещено. «Карман» – это такое место, где хранятся декорации. Смешное название – «карман», будто сцена – это пальто с карманами. Очень высокий потолок в кармане. Почти как небо. Алька запрокидывает голову, смотрит вверх. Какой же великан красил этот потолок? Осторожно Алька идет между нагроможденными декорациями, ей хочется выбраться на балкончик с узорной решеткой. С балкончика видно реку и поезда. Но балконные двери закрыты на замок и перегорожены деревянным сундуком. Это сундук из маминого спектакля про Золушку. Алька забирается на него и смотрит в щелочку между дверьми. Ни поездов, ни реки не видно. Зато Алька видит фонарь и то, как падает крупный снег. Она долго смотрит на фонарь и на снег, потом замерзает. А артисты всё что-то говорят на сцене, мама то и дело их останавливает, и все повторяется и повторяется сначала. Горит, горит спектакль…
Уставшая, полусонная Алька взбирается на рояль за кулисами, поднимает и комкает подушкой нижний край занавеса, сворачивается калачиком и медленно засыпает под голоса на сцене и мамины хлопки.
– Смотри, какая красота! – сказал Владик Варе. – Рыжие кудряшки на черном рояле.
– В свете прожектора, – добавила Варя.
– На фоне алого занавеса. Ах, Варенька, почему я не художник? Какая вышла бы картина!
– Каждый человек художник, – строго сказала Варя. – Вот хоть у Альки спроси, уж она-то знает!
Но Алька спит и не слышит. Ей снится залитый светом каток, и медные трубы, и дама в шляпе, и дворник Алексей Петрович, и поезд, в котором скоро приедет папа. Поезд поет веселую песенку: тук-тук, тук-тук, тук-тук… И в такт этой песне стучит Алькино сердце, и стук его еле слышно отдается в огромном рояле.
Летательные конфеты
Сегодня утром, часов в семь, ко мне заглянул Лось. Прямо в окно заглянул, отодвинув занавеску. И говорит: