Юстиниан Великий : Император и его век
Шрифт:
Повстанцев ждала жалкая судьба. Одно дело — уличные бои, совсем другое — схватка на ипподроме, когда несколько тысяч профессиональных наемников уничтожали плохо вооруженную толпу. «В этот день было убито тридцать тысяч одних мужчин, — утверждает Прокопий, — и никто из крамольников не смел уже нигде показаться, но тот же час совершенное спокойствие водворилось». Прокопий постоянно лжет и преувеличивает число убитых. Какова же реальная цифра? Всё зависит от численности населения тогдашнего Константинополя, а ученые оценивают ее по-разному, от 200 тысяч человек и выше. Цифра связана с количеством мест на ипподроме. Говорят, он вмещал 60 тысяч зрителей-мужчин. Добавив к этому женщин и детей, получим примерно 200 тысяч жителей столицы. Но 30 тысяч убитых — это всё же очень много для горстки
Последними жертвами расправы стали Ипатий и Помпей. Они попали под арест. Помпей стал рыдать и жаловаться. Ипатий упрекал брата, «говоря, что не следует плакать тому, кто погибает невинно: ибо народ силой заставил их против их собственного желания принять власть, и они затем пошли на ипподром, не имея злого умысла против василевса», — сообщает Феофан Исповедник. В общем, оба сановника — каждый по-своему — пытались оправдаться в глазах императора. Помпей давил на жалость, а Ипатий пытался выкрутиться, говоря, что его провозгласили царем насильно.
Юстиниан, человек по природе не злой, хотел помиловать братьев. Более осторожная Феодора настояла на их казни. «На другой день Ипатий и брат его, Помпей, лишены жизни и трупы их брошены в море, — пишет Феофан, — домы же их, равно как и других 18 патрициев, сиятельных и бывших консулами, как соумышленников Ипатия, взяты в казну. Всюду господствовал великий страх; наконец город успокоился, и конские ристалища на долгое время прекратились». Уцелел только третий из братьев, Проб, потому что заблаговременно скрылся и уехал в имение.
Впечатление от бойни на ипподроме было очень велико, и даже в небесных знамениях видели знак большой беды, которая надвинулась на Византию. «В том же году, — отмечает Феофан Исповедник, — было столь великое движение звезд с вечера до рассвета, что все пришли в ужас и говорили, что звезды падают». Этой наивной фразой он завершает рассказ о восстании «Ника».
7. ПОСЛЕДСТВИЯ
Каковы итоги восстания? Первое и самое главное: бега на ипподроме прекратились на пять лет. Нужно было отстраивать правительственный квартал и восстанавливать цирк. Бега возобновили только в 537 году, после чего партии ипподрома возобновили работу в столице. Но последствия не ограничились только этим.
Как ни странно, сразу после бунта Юстиниан начинает преследовать не простолюдинов, а сенаторов и отставных чиновников. Особенно страдают крупные землевладельцы. Правда, по словам Прокопия, репрессии продолжаются недолго. Часть имущества Ипатия и Помпея Юстиниан возвращает их детям. Это же касается и сенаторов. Объяснение лежит на поверхности: во-первых, император боится нового бунта; во-вторых, сын за отца не отвечает.
Вывод прост. Восстание «Ника» нельзя считать народным, как это делают многие византиноведы. В советской исторической науке его, конечно, объявляли справедливым, но до конца проанализировать причины и следствия не могли. Русский ученый А. А. Васильев в своей двухтомной «Истории Византии» туманно пишет, что в восстании «соединились самые разнородные причины и элементы», однако этого слишком мало для окончательных выводов. Работа историка состоит в том, чтобы вычленить главное.
Сопоставив факты, мы приходим к парадоксальному выводу. Восстание «Ника» — это бунт старой римской элиты против новой, византийской, которая создавалась при Юстиниане. Можно сказать иначе: это выступление сенаторов и латифундистов против преобразований императора. В итоге люмпены идут на поводу у сенаторов, чтобы свергнуть власть. В XX и XXI веках мы зовем такие выступления «революциями политтехнологов». Восстания в Москве в августе 1991-го, в Киеве в феврале 2014-го или бунты «арабской весны» не имеют ничего общего с «народными волнениями», о которых так сочувственно любили писать наивно заблуждавшиеся советские историки. На самом Деле анатомия бунтов требует тщательного анализа, который выявляет неожиданные факты. Например, что Юстиниан в начале карьеры был связан с революционерами, а восстание «Ника» было реакционным выступлением в интересах горстки сенаторов и латифундистов, которые желали установить олигархический режим в Византии.
…Вскоре Юстиниан вернул чиновников, отрешенных от должностей в дни восстания. Квестор Трибониан и префект претория Иоанн Каппадокиец были восстановлены в званиях. Оба понадобились для продолжения реформ, в том числе правовых.
После подавления восстания «Ника» Юстиниан стал задумываться: что делать дальше? На кого опереться? Расстановка сил изменилась. Сенаторы организовали мощное выступление в столице, перетянув на свою сторону чернь и даже часть стасиотов; в общем, продемонстрировали силу и мощь. Их нужно срочно умилостивить. Как? С помощью новых законов. И вот император, расправившись с частью столичной знати, начал делать уступки тем, кто уцелел. Так родилась самая знаменитая редакция Кодекса — та, что дошла до наших дней.
Считается, что на основе Кодекса базируется всё современное право. Однако сам Кодекс опирался на более древнее римское право и даже в чем-то ему подражал. Например, Юстиниановы законы были разделены на 12 книг (частей). То есть перед нами отсылка к «Законам двенадцати таблиц» Римской республики. В чем же разница? В том, что пропасть между византийским и римским правом бесконечно велика. Юстиниан — православный христианин, и его юстиция гораздо человечнее римской. Древние римляне во главу угла ставили отца семейства. Он мог казнить и миловать всех в своей фамилии. Женщина не имела почти никаких прав, дети тоже, пока не становились совершеннолетними. У Юстиниана всё по-другому. Господин над людскими судьбами один — это Бог, а все остальные ходят под Богом и как таковые равны. Человек рождается свободным, а Византия — страна свободных людей. В этом — главная идея нового законодательства. Оно ни в коем случае не было «коммунистическим». Наоборот, право базировалось на признании частной собственности и поощряло личную инициативу. Поэтому в эпоху буржуазных революций правовые экзерсисы Юстиниана были с восторгом встречены революционными правительствами. Не противоречит ли это утверждению о связях императора с маздакитами? Нисколько.
Прежде всего нужно предостеречь исследователей от попыток восстановить общественный строй тогдашней Византии по Кодексу. Такие попытки делала 3. В. Удальцова, ее выводы некритически воспринял А. П. Каждан, который до своей эмиграции в США считался крупнейшим советским исследователем социально-экономической ситуации в Византии. А уже их мнение усвоили более поздние историки.
Однако идти вслед за статьями Кодекса — значит идти в никуда, и вот почему. Юстиниан создал вторую редакцию Кодекса после восстания «Ника» как уступку латифундистам, но фактически продолжал борьбу с ними и постоянно нарушал собственное законодательство. Об этом с возмущением пишет Прокопий в своей «Тайной истории». На преследования и конфискации земель крупных латифундистов обратил внимание А. А. Васильев. По мнению ученого, Юстиниан всю жизнь боролся с представителями крупного землевладения. Научный редактор книги пишет в комментариях, что базилевс преследовал скорее личных противников, но это замечание принять нельзя. Византийские тексты того времени говорят об обратном. Даже Прокопий, который как раз и пытается свести все мотивы политики Юстиниана к личной мести и стремлению пополнить пустеющую казну, — даже Прокопий постоянно проговаривается и рисует широкое полотно социальной борьбы в империи. Правда, это полотно нарисовано чрезвычайно бледными красками, так что читатель вынужден домысливать образы и детали.
Итак, весь пафос политики Юстиниана направлен против латифундистов, которых император боялся и ненавидел за то, что они разрушали страну. В борьбе с ними базилевс опирался на активную часть общества — купечество (или, как мы бы сказали сейчас, на «торговых капиталистов»), крестьян, городской пролетариат. То есть социальная база императора была очень велика. Довольных новой системой, которая начала складываться при нем, оказалось гораздо больше, чем недовольных, хотя на первом этапе борьба была очень жестока.