Юстиниан Великий : Император и его век
Шрифт:
Тот категорически отказался. Повстанцы «искали оружия, — пишет Феофан, — наполняли криками воздух, требовали другого царя, потом зажгли дом Прова, который тут же и рухнул. Продолжая далее идти, сожгли бани Александровы и большой странноприимный дом Сампсона со всеми его больными; кроме того, сожгли великую церковь, с колоннами обеих сторон, отчего она со всех четырех сторон повалилась».
Проб от греха подальше уехал из столицы (впоследствии его отправят в ссылку по приказу Юстиниана, но потом вернут как совершенно безвредное существо).
Неожиданно в городе возникла потасовка. «Зеленые» и
Юстиниан располагал во дворце всего несколькими сотнями телохранителей да парадной гвардией, в которой служили сынки сенаторов. Эти-то паркетные вояки и отказались сражаться против бунтовщиков. Небольшое количество войск свидетельствует, что еще недавно социальная база императора была широка, он не ожидал бунта.
Мы уже говорили, что царь вызвал подкрепления — в основном наемников, однако численность императорских войск всё равно была невысока.
По приказу Юстиниана наемники в числе 3000 человек атаковали повстанцев. Бои завязались на площади перед зданием сената. Главной ударной силой базилевса оказались герулы и гепиды.
Восставших удалось вытеснить из правительственного квартала и отогнать в Октагон («восьмиугольник»). Так назывался район, прилегавший к комплексу правительственных зданий. Отступая, мятежники поджигали дома и умело вели уличные бои. Повсюду бушевали пожары.
В это время случился мрачный инцидент, о котором упомянул более поздний византийский хронист Зонара. С толпой смешались священники и попытались остановить правительственные войска. Однако наемники были арианами, они набросились на толпу и изрубили вместе с нею церковников. Это возмутило православное население Константинополя. Сенаторы, которые скорее всего и подставили монашество под мечи гепидов, могли торжествовать: авторитет Юстиниана резко упал в глазах столичных жителей. Казалось, победа восстания близка. В эти страшные дни Византия могла пойти по другому пути — быстрого распада и гибели, как Западный Рим…
Герулы и гепиды оттеснили толпу, но отступили перед пожарами. Мятежники безжалостно жгли город. В огне погибла даже базилика Святой Софии, которая была украшением Константинополя.
Пожары сделали свое дело, наемники отошли обратно в Большой дворец. Повстанцы убивали сторонников Юстиниана, если находили таковых в городе. Началась настоящая гражданская война в миниатюре. Казалось, дело Юстиниана погибло.
5. НОВЫЙ ЦАРЬ
Вечером 16 января, сразу после неудачной битвы на площади, Юстиниан удалил из Священного Палатия большинство сенаторов из числа тех, которые там еще оставались. Император боялся, что сенаторы войдут в сговор с гвардейцами и убьют его. Открытый враг лучше тайного: пусть члены сената перейдут на сторону мятежников и обнаружат себя.
В числе тех, кому император предложил уйти, оказались Ипатий и Помпей — племянники покойного императора Анастасия.
«На пятый день мятежа, — пишет Прокопий, — поздним вечером базилевс Юстиниан приказал Ипатию и Помпею… как можно быстрее отправиться домой; то ли он подозревал их в посягательстве на свою жизнь, то ли сама судьба вела их к этому. Те же, испугавшись, как бы народ не принудил их принять царскую власть, как то и случилось, сказали, что поступят неблагоразумно, если оставят базилевса в минуту опасности. Услышав это, базилевс Юстиниан тем больше стал их подозревать и еще настойчивее приказал им удалиться. Таким образом оба они были отведены домой и, пока не прошла ночь, пребывали там в бездействии».
Это произошло уже ночью 17 января 532 года, и бездействие продолжалось недолго. Большая часть сенаторов примкнула к мятежу поутру.
Вдруг по городу побежали глашатаи царя, которые приглашали граждан в цирк. Базилевс вновь устроил бега? После кровавых боев? Слушать это было странно. Глашатаев не трогали. Их новости возбуждали любопытство. Люмпены, сенаторы и лидеры цирковых партий отправились на ипподром. Там они обнаружили императора собственной персоной. Император стоял на своей персональной трибуне-кафизме и извинялся перед населением Константинополя.
— Клянусь святым могуществом, — говорил православный царь, — я признаю перед вами свою ошибку и не прикажу никого наказать, только успокойтесь. Всё произошло не по вашей, а по моей вине. Мои грехи не допустили, чтобы я сделал для вас то, о чем вы просили меня на ипподроме.
Народ прислушался. Раздались крики:
— Tu vincas! (Ты победитель!)
Не означает ли латинский язык выкриков, что кричали вельски — латиноязычные земляки Юстиниана? Впрочем, может быть, перед нами просто латинский архаизм — многие византийцы той поры были двуязычны, как сам император. Ну так что — примирение?
Однако лидеры партий ипподрома и сенаторы были напуганы такой перспективой. Они стали насмехаться над императором. Их поддержали Радикалы. Вскоре в сторону кафизмы полетели оскорбления. Одно из них дошло до нас.
— Ты даешь ложную клятву, осел!
«Осел» — это типично римское языческое оскорбление. Так называли похотливых людей с огромными пенисами. Язычники пытались как можно больнее уязвить православного императора, чтобы отступать было некуда.
Иоанн Малала пишет, что лидеры партий кричали о необходимости избрания другого царя, но кого? Сенаторы услужливо подкинули слух об освобождении Ипатия и Помпея. Толпы вооруженных повстанцев двинулись к дому Ипатия и выкрикнули его базилевсом. Шествие возглавляли вожди партий цирка.
Жена незадачливого антибазилевса, Мария, не пускала своего непутевого мужа уйти с народом, «громко стеная и взывая ко всем близким, что демы ведут его на смерть». Мнение супруги оказалось пророческим, но ее никто не послушал.
Ипатия привели на форум Константина. «Поскольку же у них не было ни диадемы, ни чего-либо другого, чем полагается увенчивать базилевса, — пишет Прокопий, — ему возложили на голову золотую цепь и провозгласили базилевсом ромеев». Это была высшая точка восстания.