Юстиниан Великий : Император и его век
Шрифт:
13 января состоялись бега, теперь по случаю ид — середины месяца. В цирк вновь явился Юстиниан. Трибуны были полны. Говорят, столичный ипподром вмещал 60 тысяч зрителей. Во время бегов «обе партии призвали василевса быть милостивым», пишет Малала. Базилевс не реагировал. Просьбы перешли в рев и крики. «Они кричали до 22-го заезда, но не удостоились ответа», — рассказывает Малала. Обычно заездов было 24, каждый по семь кругов, так что крики продолжались долго.
Растерявшийся Юстиниан безмолвствовал на своей кафизме, спрятанный от народа. Царь вдруг ясно осознал, что не является больше вождем масс. Он оказался их врагом. Более поздний хронист, Зонара,
Прекратив спортивные состязания, «толпа вышла в дружном единодушии, взяв себе в качестве пароля слово “ника” (побеждай) для того, чтобы не примешались к ним солдаты или экскувиты, — поясняет Иоанн Малала. — И так она бушевала. Когда же наступил вечер, они пришли в преторий эпарха города, прося ответа относительно беглецов, находившихся в храме Святого Лаврентия. Не получив ответа, они подожгли этот преторий».
То же пишет Феофан Исповедник. По его версии, толпа забияк проследовала к богатому дому эпарха и подожгла его. В январском городе было ветрено. Огонь перекинулся на соседние здания. «Сгорели портики от самой Камары на площади до Халки, серебряные лавки и все здания Лавса», — перечисляет Феофан Исповедник. Верные правительству солдаты попытались схватить поджигателей. Однако нашлось оружие, появились вожди. Начались уличные бои. Бунтовщики напали на городскую тюрьму и освободили всех заключенных. Выпущенные на волю уголовники отнюдь не добавили порядка в столице. «И сгорел преторий, Халка дворца до схол, большая церковь и общественный портик. А народ продолжал беспорядочно бушевать. Наступило утро, и василевс приказал проводить ристания», — пишет Малала. Но никто уже не хотел зрелищ. Опьяненные кровью повстанцы носились по городу, убивали неугодных и громили правительственный квартал, расположенный возле Большого дворца.
Горели дома, церкви. Писатель того времени Иоанн Лид вспоминал, что местность в правительственном квартале напоминала пейзажи Этны и Везувия — пепел и зола. Благонамеренные граждане поспешили переправиться на азиатский берег Босфора. Однако сенаторы, находившиеся вне дворца, примкнули к восстанию. А точнее, исподтишка раздували его, финансируя обе партии, подкупив вождей и бросая подачки люмпенам. История сохранила имя одного из таких сенаторов — Оригена, который люто ненавидел императора и готов был сражаться с ним до конца. Другая часть сенаторов засела во дворце вместе с Юстинианом, но многие из этих людей тайно сочувствовали мятежникам. Дворцовая гвардия хранила нейтралитет. Империя переживала критический миг.
4. ПЛОХИЕ СОВЕТНИКИ
Мятежники почувствовали силу, а император — неуверенность. В среду 14 января 532 года Юстиниан вновь распорядился провести игры на ипподроме, чтобы успокоить толпу и пообщаться с народом. Однако часть повстанцев подожгла ипподром: экстремисты боялись, что император договорится с нестойкими гражданами и отвлечет их от восстания. Акция удалась. Огонь перекинулся на портик, который тянулся от цирка до бань Зевксиппа. Общения базилевса с народом не вышло. Видя, что провокаторы разрушают город, Юстиниан приказал своим генералам применить силу.
«По приказу василевса вышли с вооруженным отрядом Мунд, Константиол и Василид, чтобы заставить восставшую толпу замолчать», — пишет Иоанн Малала. Вероятно, это была дружина гепидов и телохранители. Гвардия по-прежнему отсиживалась в казармах.
Выступление правительственного отряда провалилось. Толпа оказалась кое-как, но всё-таки вооружена и дала отпор. Положение императора становилось опаснее с каждым часом. Юстиниан послал спросить: чего хотят повстанцы? Те отвечали, что их не устраивают плохие советники Юстиниана — префект претория Иоанн Каппадокиец и квестор Трибониан. Заодно они требовали расправы с эпархом Эвдемонием, который пытался защищать город в эти дни. Первый из этих чиновников был прасин, двое остальных — венеты. Но партийная принадлежность не играла роли. Сенаторы, люмпены и часть стасиотов выступили против императора и его режима и намеревались идти до конца.
Юстиниан отстранил от должности Трибониана, Каппадокийца и Эвдемония. Он прекрасно понимал, что чернь служит сенаторам, сама того не зная. Поэтому новые назначения царь произвел с толком. Префектом двора он назначил патрикия Фоку, «человека благоразумного и чрезвычайно радеющего о соблюдении закона», пишет Прокопий. Трибониану тоже нашлась достойная замена. «Василиду же, прославившемуся среди патрикиев справедливостью и во всех отношениях достойному, он приказал занять должность квестора. Однако мятеж разгорался с прежней силой».
Фока и Василид были юристами и когда-то входили в комиссию, которая занималась изданием законов. Оба законника были баснословно богаты, особенно Фока. Последний являлся язычником. По этой причине его в 529 году отстранили от государственной службы. Оба выдвиженца были связаны со старым чиновничеством и ненавидели стасиотов. Эпарха Эвдемония заменили Трифоном, тоже из чиновничьего сословия. Таким образом Юстиниан подал сигнал сенаторам, что готов с ними договориться. Но и это не помогло. Один из историков той поры, Марцеллин Комит, вспоминает, что знать активно раздавала народу оружие и подачки. Казалось, еще немного, и ненавистный крестьянский император будет свергнут.
Сражения в Константинополе в дни мятежа красочно и со вкусом описывает автор двухтомного романа «Русь изначальная» Валентин Иванов. Эта книга была популярна в СССР 60—80-х годов прошлого столетия и выдержала несколько переизданий в современной России. На страницах романа оживают суровые образы Велисария, окруженного своей частной армией, и магистра Мунда с его гепидами, которые несколько дней отчаянно сражаются с мятежниками и жгут Константинополь. На самом деле описания всех этих сражений — плод выдумки романиста, который весьма вольно обращался с историческими фактами.
Впрочем, роман есть роман. На самом деле Велисарий был еще молод и не настолько богат, чтобы содержать внушительную частную армию. Да и гепид Мунд разительно отличался от тупого наемника, каким выведен в художественной книге. Это был «умный немец» на царской службе. Его сын рос в ромейской среде и был, вероятно, больше похож на грека, чем на варвара. Сам магистр Мунд тоже не хотел быть варваром и довольно скоро приобщился к византийской элите, хотя люди типа Прокопия над ним посмеивались.
Но вернемся к бунту.
Организаторы спектакля прятались за кулисами, в то время как толпа носилась по городу. Наконец (это произошло 15 января 532 года) кто-то надоумил людей, что неплохо бы выбрать нового императора. Народ устремился к морю, к пристани Юлиана. Там находился дом Проба (или Прова, если произносить его имя на «мягкий» греческий манер) — одного из никчемных племянников Анастасия. Бунтовщики ворвались в дом и предложили Пробу стать императором.
— Проба — базилевсом ромеев! — ревела толпа.