Юстиниан. Великий законодатель
Шрифт:
Царь царей осадил и взял Каллиник до прибытия заложника, но после этого Хосру отступил в свои пределы, не совершая более никаких военных действий.
XIII
Однако, кроме причины, изложенной греческим историком, была и другая причина, которая могла заставить Хосру отступить без боя. В то лето в Пелузии разразилась эпидемия чумы, и, вероятно, Хосру получил известие о ней еще до начала наступления.
Пелузий находится в Египте, и заразу туда могли завезти на торговых кораблях, шедших из Индии. Чума распространялась. На западе и юге она достигла Александрии, потом проникла в Нубию и Эфиопию. Но самым опустошительным оказалось ее распространение на восток в Палестину, а из Палестины в Сирию. Случаи чумы наблюдали в Константинополе. Зимой распространение болезни замедлилось. Отступление Хосру было не чем иным, как проявлением мудрости. Он вовремя покинул Сирию.
Все складывалось против Юстиниана: войны, землетрясения и кометы, но сейчас империи грозил куда более страшный враг. Весной чума с новой силой возобновила свое стремительное и смертоносное наступление. В середине весны она пришла в Константинополь. Убийственным вихрем прошлась она по Малой Азии, Армении и Месопотамии. Несмотря на все меры предосторожности, предпринятые
Глава 10
РАЗРУШЕНИЕ ГОСУДАРСТВЕННОГО МЕХАНИЗМА. ДЕЯНИЯ ФЕОДОРЫ
I
О первом приближении ужаса к Константинополю возвестили призраки, но не те одинокие домашние духи, от которых хозяева и их домочадцы с успехом прячутся под одеялами, а страшные посланцы бездны, такие же неизвестные и устрашающие, как дикие обитатели степей гунны. Те, кто пережил встречу с призраками, утверждали, что призрак бил свою жертву, и на месте удара появлялся смертельный знак чумы — припухший бубон… Некоторые из этих людей умирали и, умирая, бредили о чудесах и странных знамениях, от которых стыла в жилах кровь у тех, кто за ними ухаживал. Некоторые впадали в сон, больше похожий на забытье, и умирали, не просыпаясь. Если за такими больными ухаживали и кормили их, то они ели, не просыпаясь, если же нет, то они умирали во сне от истощения… Вообще говоря, христианин всегда вооружен перед лицом сверхъестественных знамений. Но те, кто пытался при виде призрака защититься именем Божьим, обнаруживали, что это оружие отказывалось действовать. Несчастные пытались бежать в церкви, но не находили защиты и там. Причину появления призраков объяснили обычные рядовые врачи, которые, повинуясь врачебному долгу, исследовали природу страшных видений. Никаких призраков в действительности не было. То были наваждения, посещавшие уже заболевших людей. Призраки бродили не по улицам Константинополя, но в умах людей, которых они поражали. Даже во сне являлись духи обреченным, предупреждая их своим железным прикосновением.
Если кто-то воображал, что, не увидев призрака, не заболеет, тот вскоре избавлялся от этого заблуждения. У большей части пациентов болезнь начиналась без всяких предвестников с легкой лихорадки, которая казалась слишком пустяковой для того, чтобы от нее умереть. Но через день-два к лихорадке присоединялись вспухшие бубоны, и это был уже роковой знак чумы. [40]
II
Вначале случаи заболевания были не слишком многочисленны, и показатели смертности в Константинополе едва ли превышали нормальный уровень. Потом случаи участились, смертность начала стремительно нарастать и достигла устойчивого ужасающего пика: леденящего душу количества заболевающих и умирающих, которое составляет самую страшную черту всех великих эпидемий чумы. Всего чума свирепствовала четыре месяца. В течение трех из них она бушевала с особенной яростью. На какой-то неизвестный нам период (вероятно, на две или три недели) эпидемия достигла своего апогея. [41] Молчаливый, невидимый и неосязаемый враг косил людей сотнями и тысячами. Это была непреодолимая сила, наполнившая Константинополь трупами и страхом… Не было войны, которая поражала бы людей такой неотвратимой и ужасной смертью. Было только одно мрачное обстоятельство, сближавшее эпидемию с войной: нельзя было предугадать, кто погибнет, а кто останется в живых.
40
Свидетельства историков, описывавших великие эпидемии чумы в прошлом, дают различающуюся в некоторых деталях картину. Но однако, во всех случаях речь идет об одном и том же заболевании с разновидностями. Эта болезнь не была заразной в обычном смысле этого слова, но распространялась укусами блох, насосавшихся крови черных крыс. Чума в Европе прекратилась благодаря тому, что рыжие крысы уничтожили черных, а не вследствие санитарных мероприятий, необходимость которых была осознана много позже. (См. Белл. «Великая лондонская чума».)
41
Смертность достигала 5000, 10 000 или даже более случаев в день. Иоанн Эфесский дает цифру от 12 000 до 16 000 в день. Если принять, что число умерших составляло 5000 человек в день в течение трех месяцев, то за три месяца умерли 450 000 человек. Это очень сомнительные данные, которые нуждаются в коррекции. Видимо, такое число умерших за день относилось к периоду в несколько дней на пике эпидемии. Власти стремились собрать точные сведения о масштабах эпидемии, хотя, как утверждает Прокопий, это было не всегда возможно. Дж. Б. Бэри в «Истории поздней Римской империи» полагает, что за время чумы в Константинополе умерло около 300 000 человек.
Константинополь пережил это испытание так же, как и другие города, перенесшие подобную трагедию. Столетия спустя в Западной Европе черная смерть повергла людей в отчаяние и заставила остро наслаждаться моментом, который всегда мог оказаться последним. Тем не менее, тот же страх толпами сгонял людей в церкви, за тот период на праведный путь встали тысячи константинопольских грешников, по крайней мере на какое-то время. В то время, когда всюду царил хаос и остановился нормальный ход обыденной жизни, измученные родственники продолжали ухаживать за своими находившимися в беспамятстве больными, кормя тех, кто утратил сознание и впал в глубокий сон, напоминавший смерть. Суровые мужчины, имен которых мы никогда не узнаем, забивая телеги трупами умерших, свозили их к берегу моря, рыли огромные братские могилы и плотно трамбовали землю над зарытыми телами. Богатые и состоятельные люди умирали покинутыми, немытыми и голодными, поскольку часто их домочадцы вымирали все до единого. Рабы, обретя нежданную и не нужную им свободу, бродили по городу; не было ни управляющих, которые раздавали им еду, ни хозяев, которые за нее платили, ибо умирали и те и другие. Торговля в городе замерла. Добывание средств к пропитанию превратилось в серьезную проблему, и не только для бедняков. Многие дома были заперты, иногда по той простой причине, что все их обитатели умерли. Иногда дома запирали испуганные обитатели, надеявшиеся отсидеться от эпидемии за плотно закрытыми дверьми. Напрасны были все предосторожности. Чума проникала сквозь запертые двери и закрытые окна и поражала живших за ними. С другой стороны, вскоре обнаружилось, что врачи могут без всякого страха работать в самой гуще больных; люди, рывшие могилы и хоронившие мертвых, тоже могли не бояться заражения. Совершенно ясно, что чума не заразна. Она не передается от человека к человеку.
Самым тревожным и деморализующим свойством чумы была ее очевидная иррациональность. Медицинская наука тех времен, а она была далеко не так плоха, как нам теперь представляется, была поставлена в тупик. Нельзя было положиться ни на один из тогдашних методов лечения; все предсказания относительно эпидемии оказались ложными. Врачи были не в состоянии отнести чуму ни к одному известному роду болезней. Попытки понять причину и природу болезни оказались бесплодными. Очевидным представлялось только одно. Если бубон нагнаивался и вскрывался, то больной выздоравливал. Но этот процесс нельзя было ни ускорить, ни контролировать. Ничто в этой болезни не поддавалось воздействию. Все, что можно было сделать, — положиться на веру, здравый смысл и ждать, когда напасть минует, если ей суждено было миновать. Единственное, что можно было сказать с уверенностью: от такой болезни может погибнуть весь род людской. Если болезнь будет свирепствовать еще хотя бы год, то волны моря будут биться о берега безлюдного мира, а ветер станет завывать над крышами навсегда опустевших домов.
III
Правда, у Константинополя было и одно преимущество. Город не был брошен на произвол судьбы. С самого начала, как только стало ясно, что надвигается катастрофа, Юстиниан назначил одного из своих личных секретарей ответственным за все связанные с эпидемией мероприятия, включая финансовое обеспечение и военную поддержку. В составе императорской гвардии был сформирован санитарный корпус под командой Феодора, ему были вменены обязанности, которые не могли выполнять частные лица. Тем домам, которые были в состоянии это делать, было оставлено право ухаживать за заболевшими членами семейств и погребать своих мертвых. Но по мере того, как эпидемия разрослась и достигла своего пика, все усилия частных лиц становились недостаточными и напрасными. Кладбища были заполнены до отказа. Их расширяли, но этого было мало. Люди могли делать только одно — свозить мертвецов на берег моря и оставлять их там.
Гвардейцы, вероятно, с помощью безработных людей, которые были рады заработать немного денег на пропитание, подбирали мертвецов на сотнях улиц Константинополя и в затихших домах, в которых приходилось взламывать двери, чтобы войти внутрь и обнаружить там одни трупы или трупы и испуганных, бледных обитателей, которым пришельцы, вероятно, казались демонами чумы. На набережной трупы складывали и пересчитывали, грузили на баржи и перевозили через бухту Золотой Рог в Галат. Здесь рыли огромные братские могилы. Мертвых было так много, что временами емкость рвов оказывалась недостаточной, и тогда покойников сбрасывали в высокие башни галатских укреплений и оставляли там. Когда ветер дул с востока, об этом по запаху сразу узнавал весь город. Мы не знаем, сколько времени смертность держалась на таком ужасающе высоком уровне. Не сохранилось никаких письменных свидетельств ни о том, когда она начала уменьшаться, ни о быстроте ее снижения. Вероятно, в конце эпидемии заболел и сам Юстиниан, который какое-то время находился между жизнью и смертью. [42]
42
Феодора, очевидно, не болела чумой. Если допустить, что болезнь передавалась укусами блох, то тщательный туалет императрицы был более действенной защитой от заразы, чем бронированная плита. Вообще, было замечено, что во время эпидемий, подобных константинопольской, мужчины заболевали чаще, чем женщины. (Бэри, «История поздней Римской империи», где он цитирует Агафия). Горькое замечание Прокопия о том, что худшие люди заболевают реже, вероятно, отражает этот факт.
Чума опустошительной волной прокатилась по всему Востоку, на какое-то время положив конец войне. Болезнь поразила персидское войско, и Хосру отступил в Ассирию, которая в тот момент была почти свободна от чумы. Пошли даже разговоры о заключении мира, которые не были поддержаны Юстинианом. Новость о болезни императора застала римское войско в Сирии. У армии оказалось много свободного времени, и командиры не могли ничего поделать. Праздным людям свойственно болтать.
Совершенно непроизвольно мысли людей обратились к интересному вопросу. Предположим, Юстиниан умрет. Что в таком случае будет с Феодорой? Их партнерство было настолько тесным, что после смерти одного из них второму не останется ничего иного, как покорно уйти в тень политического небытия. Проблема заключалась в деньгах Феодоры. Она контролировала очень большие суммы, которые ради ее безопасности передал ей Юстиниан. Пока у императрицы были деньги, сместить ее было очень трудной задачей. Эти деньги обеспечивали Феодоре независимость, которая сильно затруднила бы положение любого преемника Юстиниана. Тем не менее, традиция не предусматривала правления женщины в качестве императора. Если бы Юстиниан умер, наследовать его трон, без сомнения, должен был только мужчина. В то же время было маловероятно, что женщина, обладавшая такой энергией, властью и хваткой, как Феодора, уступит свое место без борьбы. Было вполне вероятно, что она постарается добиться ратификации своего титула в Константинополе или добиться продолжения своего правления под любым другим титулом по ее выбору.
Большинство военачальников придерживалось старомодного взгляда на женщину. Что делать, они жили и воспитывались очень близко от Азии.
Неизвестно, кто именно произнес приведенные ниже слова, но один из военачальников сказал буквально следующее: «Я откажусь признать любого из тех, кого навяжет нам Константинополь».
IV
Действительно, для Феодоры, которая день за днем и час за часом ждала дурных известий о состоянии Юстиниана, это без преувеличения был вопрос жизни и смерти. Маловероятно, что ее занимали философские вопросы о месте женщины в обществе. Сталь ранит, а цикута убивает и мужчин и женщин; и те и другие в равной степени могут пользоваться силой и мужеством для самозащиты. Мы можем не сомневаться в том, что, ожидая новостей, которые могли решить ее будущее, Феодора была готова до конца использовать любое оружие, чтобы защитить себя и мужа или, если так сложатся обстоятельства, только себя.