Южная Африка. Прогулки на краю света
Шрифт:
В этой гостинице я познакомился с англичанином — тщедушным человечком, в котором жил, однако, мятежный дух. Будучи недовольным «веком социальной справедливости» у себя дома, он путешествовал по Африке и подыскивал себе более подходящее место для жительства. Судя по всему, удовлетворить его было непросто.
— Эта страна производит приятное впечатление, — объявил он. — Но вот ее будущее вселяет тревогу. Если они и дальше станут потворствовать чернокожим (а, полагаю, так и будет) и со временем предоставят им избирательные права, то белым ничего не останется, как паковать чемоданы! Скажете, вы были в Свободном государстве? Нет? Ну, так отправляйтесь и посмотрите на тамошние порядки. Эти голландцы отличные парни. Может, они и недолюбливают нас, англичан, но во всем остальном у них нормальные представления. Никаких тебе разговоров о расовом равенстве и прочей новомодной
— Так вы не собираетесь здесь оставаться? — спросил я.
— Честно говоря, еще не решил. Вам не кажется, что эта страна напоминает старушку Англию — такую, какой она была в девятнадцатом веке? С одной стороны маленькая прослойка аристократии, а с другой — огромная армия рабочей силы, которая начинает поднимать голову.
— Да, но… — начал я возражать, но он меня резко оборвал:
— Никаких «но» тут быть не может! Мы отдали свою страну на откуп толпе, а теперь пожинаем плоды. И это происходит по всему миру. Мы разучились править! Уж вы мне поверьте, сэр: если люди теряют веру в себя, такого безобразия не избежать.
Он собирался еще что-то сказать, но в этот момент в комнату вошла средних лет англичанка, которую я заметил еще за обедом. Она направилась в нашу сторону, и мой собеседник поспешно поднялся с места.
— О, снова эта отвратительная особа! — проворчал он. — Я лучше пойду!
Он ретировался, а женщина подошла и уселась за моим столиком.
Выяснилось, что она приехала в Союз навестить родственников.
— Такая чудесная страна! — воскликнула женщина. — Казалось бы, лучшего места для жизни и не придумаешь, если только… Если только закрыть глаза на тот кошмар, что творится вокруг. Да-да, я имею в виду несчастных чернокожих. Им несладко живется, вы не находите?
На следующее утро я выехал в Наталь. Возле Иксопо, где температура воздуха достигала ста десяти градусов в тени, вода в радиаторе закипела, и мне пришлось остановиться посреди раскаленной дороги. Я пешком добрался до ближайшего крааля и кое-как объяснил чернокожей девушке, что мне нужно ведро воды. Она донесла ведро на голове до самой машины, не пролив при этом ни капли. Лишь после того, как я остудил разогревшийся радиатор, мне удалось сдвинуться с места и продолжить свое путешествие. В прошлом неоднократно так бывало, что снег и лед задерживали меня в пути. Но я никогда не думал, что подобная беда может приключиться по причине непомерной жары!
Питермарицбург, столицу Наталя, я нашел изнемогающим от полуденного зноя. За столиками кафе сидели люди, одетые в пляжные костюмы, а индусы-официанты разносили им напитки со льдом. Весь город вибрировал от треска цикад в садах.
Теперь, когда я достаточно удалился от границы первоначальной колонии, мысли мои обратились к центральному событию в истории Южной Африки: к Великому Треку и последующему возникновению трех новых провинций. Имена двоих участников того исторического похода — Герта Марица и Пита Ретифа — увековечены в названии натальской столицы.
Раньше я уже касался темы формирования нового типа бура — жителя приграничной полосы, который практически сразу же после основания Капской колонии покинул Кейптаун и пустился в кочевье вместе со своими стадами. До 30-х годов девятнадцатого столетия трекбуры совершали длительные переходы в восточном направлении, но двигались параллельно морскому побережью, не делая попыток пересечь горные хребты, которые отделяли их от нынешней территории Свободного государства и Трансвааля. Сюда забирались лишь немногие европейцы из числа охотников и миссионеров.
Появление английских переселенцев 1820-го по времени совпало со знаменательным моментом в южноафриканской истории: бурский трек натолкнулся на встречное движение племен банту, мигрировавших с востока на запад. Результатом стали кровавые «кафрские» войны. Отныне все попытки буров проникнуть дальше на восток наталкивались на сопротивление воинственных племен банту, и преодолеть этот барьер оказалось не под силу. Если буры хотели продолжить свой трек, им следовало перевалить через горные цепи и устремиться на центральные равнины континента. Именно так они и намеревались поступить. Существовал и еще один фактор, который подтолкнул буров к этому решению. Дело в том, что голландские переселенцы терпели всяческие притеснения со стороны британской администрации Капской колонии. Поэтому в среде буров все чаще возникала мысль о том, чтобы
Как мы уже говорили, французская революция и промышленный переворот в Англии мало затронули буров. В сердцах этих людей до сих пор пылал огонь Реформации. Практически единственной книгой, которую они читали на протяжении столетия, оставался Ветхий Завет. И вот суровое старозаветное племя переселенцев снялось с места и двинулось прочь из Колонии. Движение это было сродни библейскому исходу: буры уходили в полном составе — со своими семьями, слугами мужского и женского пола, а также со своими «стадами и всякого рода животными». Я почти уверен, что в душе они себя ощущали богоизбранным народом.
Скорость исхода определялась скоростью движения быков, ибо буры путешествовали на тяжелых повозках, которые тащили упряжки из шестнадцати быков. В вагоныбыло загружено все имущество, которое буры нажили за предыдущие годы. Наверное, американцам эта картина показалась бы очень знакомой: точно так же выглядел их собственный поход на Дикий Запад.
Бурский вагонв той же степени являлся порождением фронтира, что и сам бур. Он представлял собой европейскую фермерскую повозку, адаптированную к условиям Африки. Этот корабль степей был на удивление маленьким (всего двенадцать футов в длину) и перемещался на четырех тяжелых колесах с обитыми железом ободами. Над горизонтальной поверхностью повозки крепились полукруглые обручи, на который натягивали парусиновый тент или навес. Верхнюю часть этого навеса покрывали краской, чтобы защищать от дождя; нижняя же часть для лучшей вентиляции оставалась некрашеной. Несмотря на кажущуюся массивность конструкции, вагондовольно легко разбирался (например, при форсировании горного перевала), а затем столь же легко собирался.
Управлял повозкой мужчина, который, вооружившись длинным кнутом, сидел на переднем ящике (или кисте).Впрочем, он гораздо чаще пользовался собственным голосом, чем кнутом. Буру-погонщику не было нужды стегать быков, ибо он знал норов каждого из животных и прекрасно умел с ними управляться. Обычно двух наиболее сильных быков ставили по обе стороны от оглобли у самой повозки. Перед ними попарно выстраивались остальные, и возглавляли упряжку лидеры — два самых умных (или же самых опытных) быка. Чтобы быть уверенным, что упряжка никуда не свернет, вперед пускали специального человека — вурлопера(то есть впереди идущего), который контролировал движение при помощи кожаного поводка, накинутого на рога лидеров. Обычно эту роль исполнял маленький готтентотский мальчик. Вот так выглядела стандартная бычья упряжка. И надо сказать, ничто так не радовало сердце бура, как хорошо укомплектованная упряжка!