Южная страсть (Черная маска)
Шрифт:
— Уже… уже поздно.
— Я знаю, но поговорите со мной еще немного.
— Я не могу!
Он остановился и печально спросил:
— Вы что, боитесь?
Да, Летти боялась — боялась самой себя, боялась этой новой, внезапно открывшейся ей чувственной стороны своего существа. Но прежде чем она смогла что-то сказать, позади нее, в холле, послышались шаркающие шаги. Лайонел хриплым со сна голосом, в котором ощущалось беспокойство, воскликнул:
— Мастер Рэнни, с вами все в порядке?
— Мы поговорим с вами утром, — скороговоркой пробормотала Летти и, резко повернувшись, исчезла в доме.
Снова оказавшись в своей
Что же нашло на нее, как она могла позволить этому отвратительному убийце совершать с ней такое? Ведь она отказывала в этом Чарльзу, человеку, который любил ее и хотел жениться на ней! По правде говоря, Шип и так мог бы позволить себе любые вольности, согласилась бы она на них или нет. Но, вспоминая сейчас все, она не думала, что он применил бы силу, если бы она оказала сопротивление. Больше всего она мысленно осуждала саму себя. Ведь она и не пыталась сопротивляться, даже ни капельки не протестовала.
Летти слышала, что физическое влечение — всепобеждающая сила, но никогда не верила этому. Она всегда думала, что это не более чем порыв, который можно контролировать силой разума. Но главное, она не подозревала, что и ее это может коснуться. Летти считала, и не без оснований, что по природе сдержанна, даже несколько холодна. Она не могла понять, что же с ней случилось, она не способна была смириться с тем, что так заблуждалась в отношении себя самой.
Может быть, причина заключена в том человеке, который ее обнимал? Такое объяснение тоже не устраивало. Она презирала того, кто называл себя Шипом, ненавидела его и все, что он делал. Летти была решительно настроена добиться того, чтобы он предстал перед судом, а если бы представился случай, с удовольствием расправилась бы с ним сама!
Но так ли это? Она ведь могла застрелить его тогда, в сарае, но не застрелила…
Правда состояла в том, что что-то было у нее внутри, и это «что-то» с готовностью отвечало на прикосновения Шипа. И неважно, что происходило это против ее воли, против ее принципов. Главное — происходило, и этого нельзя было отрицать. Но самое ужасное заключалось в том, что эта слабость начала распространяться на других мужчин. Ведь захотелось же ей, чтобы Рэнни увидел в ней женщину! Летти молила бога, чтобы смогла и дальше подавлять эти чувства так, чтобы не было необходимости признаваться в них самой себе…
Утром пришло известие, что вдова Клементс, чьи дом и земли должны были в тот день пойти с молотка, проснулась ночью от странного шума и обнаружила на столике рядом со своей кроватью мешочек с золотом. Мешочек был завязан желтой лентой, к которой были прицеплены саранча и шип.
Только и было разговоров, что об этой чудесной истории. Три дня на веранде Сплендоры ее обсуждали с разными гостями, которые приезжали и уезжали. Сборщик налогов О'Коннор топал ногами и изрыгал многочисленные угрозы. Он уверял всех, что благодаря двадцати шести тысячам долларов, которые он прибавил к пяти тысячам, уже назначенным за голову преступника, Шип будет схвачен и повешен.
Вдова Клементс имела голову на плечах и уничтожила оставленные при деньгах символы. Она, конечно же, рассказала о них, но только по большому секрету своим друзьям. В конечном итоге ей удалось сохранить свою собственность — никак нельзя было доказать, что деньги, с помощью которых она все выкупила на аукционе, имеют хоть какое-нибудь отношение к деньгам, похищенным у О'Коннора.
Полковник Уорд философски отнесся к случившемуся: если какой-то человек желает рисковать своей жизнью, чтобы подонкихотствовать, он и его люди вряд ли могут ему помешать. Впрочем, Уорд не сомневался, что Шип не станет пытаться ограбить сборщика налогов еще раз: О'Коннор обратился к властям с просьбой и получил разрешение брать с собой в поездки по штату отделение солдат, а солдатам было приказано стрелять без предупреждения.
Возможно, подобное отсутствие служебного рвения было характерной чертой полковника, но, может быть, причиной тому явилась его долгая беседа с Салли Энн, когда они катались в его коляске после обеда. Добившись успеха в кампании, имевшей целью получить возможность находиться в ее обществе, Томас Уорд этим успехом очень дорожил. Вряд ли он стал бы оскорблять чувства Салли Энн, проявляя излишнее рвение схватить человека, который для ее земляков становился героем.
На следующий день после танцев на веранде полковник прибыл в Сплендору с коробкой шоколадных конфет для тетушки Эм и небольшим флаконом розового масла для ее вдовствующей племянницы. Он еще раз попросил у Салли Энн извинения за свое поведение накануне вечером и умолял ее поехать прокатиться с ним в доказательство того, что у нее не осталось недобрых воспоминаний. Салли Энн совсем растерялась и не знала, что сказать, особенно потому, что Питер смотрел на конфеты с жадной тоской в больших голубых глазах.
Вдохновленный полковник распространил приглашение и на мальчика, а Питер взмолился, чтобы Лайонела тоже взяли. При мысли о двух измазанных шоколадом мальчишках на сиденье коляски между ней и полковником-янки глаза Салли Энн весело засияли. Она согласилась, но с условием, что тетушка Эм даст им с собой немного шоколада. Разумеется, хозяйка Сплендоры тут же отдала ей всю коробку, и после обеда они вчетвером отправились на прогулку.
— Боже правый, — промолвила тетушка Эм, когда коляска отъехала от дома, — надеюсь, Салли Энн будет помнить о правилах хорошего тона.
— Вы боитесь, Томас использует свое служебное положение, чтобы отомстить, если Салли Энн оскорбит его? — спросила Летти. — Если так, то вы, по-моему, думаете о нем слишком дурно.
— Да нет же, господи! Но Салли Энн, хотя она и такая тихоня с виду, вполне способна сделать эту прогулку не совсем приятной для него.
— Ничего, он это как-нибудь переживет.
— С его стороны очень мило попытаться загладить свою вину, но я все же думаю, ему лучше было взять на прогулку вас, а не мальчишек.
Летти не смогла сдержать смешок:
— Как компаньонку? Я думаю, Питер с Лайонелом лучше справятся с ролью охранников.
— Несомненно, — согласилась тетушка Эм и, в свою очередь, улыбнулась. Но я прекрасно помню, что в первый раз полковник приехал, чтобы увидеть вас…
— Мне он нравится, но я вовсе не собираюсь заявлять на него права!
— Вы меня не так поняли, Летти. Впрочем, жаль. Полковник — такой милый человек.
Рэнни, который сидел на ступеньках и строгал какую-то палочку, вдруг поднял голову.