Южное лето (Читать на Севере)
Шрифт:
На втором «Золотом Дюке» под руководством Марка Рудинштейна… Там… вообще у меня был белый смокинг, и Марк заставил меня принимать Альберто Сорди… Лично!.. Ужас!
Я знал Сорди как родного, он меня не знал вообще.
Поэтому мы промолчали весь ужин…
Я пытался ему объяснить, где находится Одесса. Он не понял, и я замолчал…
Я был советский человек. Он был капиталист.
Хуже вечера не было…
Я снял белый «торнадо» или «токсидо» и сошёл с Олимпа…
– Завтра я еду на рыбалку, – сказал я.
– Значит, у нас будет рыба! – закричала семья.
– Я этого не сказал. Я сказал – завтра я еду на рыбалку.
– Так, может быть, не ехать, а просто?
– Я никому не позволю вмешиваться! Всё! Чтоб была рыба, когда я вернусь!
Он жестикулирует даже перед диктофоном.
Ему всё кажется, что он непонятен.
Который час
Все разговоры начинаются одинаково.
– Который час?
– Полдесятого.
– Правильно. Ходить надо.
– Я и хожу.
Он высокий, худой, и часы у него были.
– Японцы ходят. Они не бегают. Ходить надо.
– Я и хожу.
Я пытался обогнать его, он продолжал.
– Японцы ходят десять тысяч шагов. Меньше они не ходят. И нам нельзя. У них шажки маленькие. У нас большие, но не туда. Оттуда, куда мы бежим, не возвращаются. Японцы мелко-мелко, не спеша. И долго идут, идут. Который час?
– Без двадцати.
– Да… Надо ходить. Какой смысл бежать? Ни поговорить, ни осмотреться. Когда идёшь – видишь жизнь… А что такое видеть жизнь – это в ней участвовать. Тот, кто не хочет, начинает с того, что не видит жизнь. Идите, идите.
– Я иду, иду.
Он еле плёлся, я почти бежал. Я не мог его обогнать. Он был высокий, худой и сумасшедший.
– Который час?
– Без десяти.
– У нас холодное лето. А они умирают от жары. Мы никогда не вступим в Европу. Что мы им можем предложить? Отравленную воду? Их же деньги? Женщин? Вот, может быть, женщин. На Украине ничего нет. Значит, женщин. Который час?
– Ровно!
– Да. Решено. Женщин.
Я обогнал его не на подъёме. А на развороте он ушёл вперёд. Я ушёл назад.
Семья. Он – толстяк в шортах, на плохо вымытых ногах, девочка рыдает, и жена тащит её волоком.
– Который час?
– Без двадцати одиннадцать. Ясно тебе, сволочь, тебе ясно, чтоб ты сдохла, понятно?
– Спасибо, молодой человек.
Навстречу папа с мальчиком лет четырёх.
– Который час?
– Без четверти одиннадцать.
– Спрячь игрушку… Мы идём на море. Там дети набегут.
– Да я этих детей за одну минуту передушу!
– Всё равно спрячь, давильщик.
Киоск с этикетками. Внутри пыльная тётя с книгой.
– Который час?
– Одиннадцать.
– Они уже не привезут… Они до десяти привозят.
– Что?
– У меня пиво кончилось. Девочки! Сладкая минеральная вода! Девочки!
– Извините, а где вы добываете сладкую минеральную?
– Они привозят.
Четыре козы на задних ногах объедают кору. Хозяин с палкой.
– Который час?
– Десять минут двенадцатого.
– Проходите сюда.
– Зачем?
– Это я не вам. Манька, Зойка! Проходите сюда. Не объедайте у дороги.
Козы пошли вглубь.
– Спасибо.
Жующая коза с молоком уставилась на меня.
Она жевала и смотрела, как я иду мимо.
Ну, лицо – олигарх.
Ни вопроса, ни ответа, ни выражения…
Жуёт, смотрит.
Солдаты на обочине прокладывают кабель.
Выпрямились, я им сразу:
– Четверть двенадцатого.
Снова согнулись.
Никто не носит часы в этом опасном месте.
Родственник
Мишечка! Я же тебе не чужой. Все-таки муж твоей хоть и не родной, но тёти. Я о тебе беспокоюсь, о твоей семье…
Мишечка, что такое талант?
А? На как долго он может обеспечить?
Как ты лично думаешь?
А? Год! Два!
И то последние полгода с трудом?…А?
То есть последние полгода талант даёт копейки.
Ты, как говорится, ходишь-ходишь, говоришь-говоришь, а талант кончился на полуслове! А ты продолжаешь говорить, а его нет.
И куда идти?
Охранником – нищета. Сторож с фонарём – не для тебя. Лопатой окапывать в галстуке – копейки.
Куда пойдёшь, фактически не знаешь.
Как талант кончится, ты и на нуле.
А то, может, перерыв сделаешь, чтоб на потом хватило?
Уже и дети, и эта тошнит, наверное. Твоя… Как ты, мол, меня обеспечишь?
А как ты обеспечишь… Ты что, быстрее писать будешь? Ха-ха, тебе ж ещё продать. Написать – это полбеды. Ещё ж продать. Кто ж это всё купит? Ты ж должен артисту доказать, что это смешно. Как ты докажешь? Судом? А ему же денег жалко – как ты его рассмешишь, он же, пока ты читаешь, всё в уме складывает, делит, прикидывает. Он не слушает ни черта, верно? Он все слова пересчитает!
У вас от количества слов? А? Нет?
Слушай, я тут на Достоевского смотрел.
Он на полке стоял. Я на полу.
Снизу пересчитал. Это ж томов пятнадцать. Где-то миллиметров по восемьдесят, по сто.
Конечно, с таким талантом себя прокормишь и всех внуков.
Эти тоже, женщины наши… Пишут толсто. Много и толсто. Я одну раскрыл – о тебе подумал, Мишечка. Букв у ей – миллионы… Так Достоевский уже умер, а эта ж ещё живёт. И пишет, и пишет.
Да, вот это талант. На века обеспечит. А ещё там, говорят, у них целые артели.