Южные холода
Шрифт:
— Не смотрите на меня так, — тихо говорю я, чувствуя, как по телу растекается мелкая дрожь и идиотское стеснение.
— Почему? — а тон словно принадлежит змию-искусителю. Приторный бархат лился из его уст подобно неторопливому ручью. И это сковывало меня в своих собственных правилах. Чёртовы запреты трещали по всем швам.
— Это… смущает, — честно признаюсь я. Щеки вспыхивают, а сердце непоколебимо стучится в груди.
Тихий смешок. Спустя некоторое время Снейп встаёт из-за стола и подаёт мне руку. Я в нерешительности поднимаюсь, стараясь не заглядывать в эти манящие очи.
Ровные аккорды, знакомые ноты и терпкое ощущение. Переводит руку на талию, крепче обхватывая мою ладонь. Я, очарованная новым ощущением, охватившим меня, прижимаюсь к этому человеку ближе, двигаясь в такт мелодии. Пробирает до мурашек. Жарко…
Я не могла закрыться от него в тот миг. Не могла отойти, чтобы избежать этой близости, которая сводила меня с ума. Не могла избежать этих глаз, в которых плескалась лишь безграничная, безумная любовь. И это дурманило, отправляло в сладкое, самое терпкое забвение. Мне хотелось заполучить всю ласку и нежность, исходящие от этого человека. Захлебнуться в этих ощущениях, полностью отдавшись ему во владение.
Я не могла насладиться этой лаской. Мне было мало коротких встреч в коридорах замка, недолгих уроков и взглядов в Большом Зале. Я нуждалась в большем. Словно…
— Вы — мой наркотик, — а голос уверен, но в то же время звучит так необычно, что я сама поражаюсь собственной откровенности. Новое «па». Мужчина удивленно распахнул очи, — Мне недостаточно моей дозы, мне нужно больше… — перехожу на шепот.
Иногда у меня получалось перебороть робость, но эти порывы были очень редкими, и обычно приличие и принятые нормы в обществе душили все те слова и действия, что я так яростно желала выпустить наружу. Признаться честно, со Снейпом это случалось всё чаще и чаще.
Резко прижимает к себе и разворачивает спиной к своему телу. Острое, яркое прикосновение губами к шее.
— Бетти… — с шумом выдыхает профессор, продолжая свою ласку. Я же наслаждалась жгучими прикосновениями, откровенно говоря, теряясь в его объятьях.
И как бы я не желала избежать этого, я все равно начинала понимать, что более не смогу жить без этого человека, который стал моим личным наваждением и самым приятным, сладким алкоголем.
— Кажется, я действительно начинаю влюбляться в Вас, Северус…
========== Глава 25. Хрустальная туфелька ==========
Я смотрела на тоненький браслет. Словно две змеи сплетённые воедино — именно такой была форма этой диковинной вещицы. Их тела символично состояли из разных камней. Та, что с чёрными очами — кажется серой и неприметной. Но это заблуждение вмиг пройдет, если её коснуться кончиками пальцев. Тогда же образная плоть загорается пламенем, подобно спичке, но совершенно не обжигая кожу. Вторая же, с голубыми глазами, полностью бела, будто самое чистое на свете существо. В лунном свете она излучает то же голубое сияние, что и мой медальон, невольно приковывая к себе взор.
Моя жизнь похожа на яркую палитру, где сливаются воедино все цвета.
Тёмные нотки среди чистой сирени с отблеском алого — вот он, аметистовый — моё детство.
Чистейше-голубой, где есть вкрапления белой акварели — мои деяния, не все правильные и верные.
Тёмно-фиолетовым написаны те слова, которые я и вовсе не желала произносить, те фразы, которые причинили боль другим людям.
Но, вместе со всем этим, каждый день пишется картина моего внутреннего мира, в каком-то смысле совершенствуясь. Именно там и есть все следы моего прошлого. Быть может, сейчас душа наносит новое очертание моих чувств. То, что я ощущала благодаря этому человеку. Наверное, что-то отдаленно похожее на розы — символ нежности.
Ссора. Рука об руку у алтаря. Поцелуй, влекущий в новый Мир. Тепло солнечных лучей. Шум океана. Агония страха. Острые, будто лезвие, слухи… Прекрасно то, что люди показывают всё то, что чувствуют, разными способами. Пусть иногда и неосознанно. Стремясь быть лучше, они читают то, что делает их лучше, или напротив — лучше лишь по их мнению, а не по мнению Морали. Человечество может творить такие бесценные вещи, как книги, чудесные картины, странные по-своему изобретения, научные предположения и, что более прекрасно — самих себя. А сотворив свою собственную личность, они творят самое удивительное — любовь.
Эта любовь может быть разной. Родителей к ребенку. Мужчины к женщине. Учителя к способному ученику. Друга к другу. И даже Человека к человеку и человечеству в целом. Всё это связано меж собой, неразделимо. И только, ощущая это всё в единстве, можно любить по-настоящему.
Да, кто-то способен оступиться, но, направить на истинный путь и с трепетом ожидать того, как этот кто-то сделает хоть шаг в направлении этого пути — вот ещё одно проявление безграничной любви.
А смогу ли я любить так возвышенно? Забывать о гордости, уважать как Личность, прощать обиды, навсегда избавляясь от щемящего чувства в груди? Напоминать о том, что верно и указывать на ошибки, не причиняя горечи?
Эта дорога терниста, полна испытаний и лишений, но… она ведёт к счастью. Она полна и робких прикосновений, и невероятных моментов, наполненных чувствительности и тех самых взглядов, от которых замирает сердце.
Белая змея засияла лёгким, приятным голубым светом…
***
Я смотрела на то, как мерно вздымалась его грудь. Веки слегка трепетали. Тёмные волосы разметались по белой подушке подобно чёрному, смолянистому ручью. Ресницы совсем немного подрагивали, бледные губы были немного приоткрыты.
Не помню, как именно я оказалась в его комнате, но гораздо важнее было то, что именно я ощутила в те секунды.
Строгий, мрачный профессор, который мог одним лишь словом довести до слёз, сейчас казался таким беззащитным. Всё моё естество сжалось… Сердце было готово умереть в тот же миг, чтобы родиться заново и запеть самую чудесную песню на свете, подобно тем птицам из старых, мудрых легенд.
Аккуратно коснулась рукой его губ будто они были чем-то самым драгоценным, что у меня было, упиваясь собственным трепетом и чертовски ужасным волнением. Этот миг был будто эфемерным, нереальным — такая чувствительность кончиков пальцев просто невозможна. Дело даже не в прикосновении. Всё вокруг стало неважным. Этот роскошный дом, моё и его прошлое, ошибки, в которых мы оба когда-то раскаялись…