Южный шторм
Шрифт:
То есть помрёшь, зло подумал Алекс. В этом не грех помочь.
– Мне мешает Республика, - продолжил будущий мертвец. – Мне трудно поднять людей. Они знают, что золота на Двенадцати островах добудут меньше, чем на материке.
– А я объясню им, что пора сложить головы ради спасения двух молодых теев, и они с радостью кинутся на смерть?
– Не изменился, седой… Небось, предложил бы тебе возглавить войско для десанта в Барбо, отказался бы?
– Да! – тяжело ответил князь. – Даже если из-за моего отказа дети умрут.
Впервые с ухода собутыльников их предводитель улыбнулся. Морщинки, неожиданные на толстом лице, пересекли густую сетку красных прожилок. Последовал очередной бессчётный глоток, капли вина упали на густую бороду.
– Верю. Потому и предлагаю дело без конфликта с твоей наивной системой ценностей. Свободные охотники для тебя – зло, как и пираты Двенадцати островов, взаимное побоище сочтёшь благом.
– Вряд ли. Любое смертоубийство, кроме самозащиты, я не приемлю.
– «Не приемлю»… Нет, всё же изменился. Тот лихой рубака четверть века назад был куда лучше. Приемлешь! Никуда не денешься. И так. Принимай командование э-э… назовём его экспедиционным корпусом. Наладь дисциплину, управление. Повесь пяток-другой несогласных для острастки. Потом раздави конкурентов. Не важно, сколько моих ляжет. Плевать! У южных островов должен быть единственный хозяин.
Считать себя засланным в логово врага? Перед внутренним взором Алекса возникли напряжённые лица герцогов в замке Майрона. Странное совпадение. Предложение негодяя удивительным образом согласуется с намерениями теев.
Князь рассмотрел в мутноватых глазках пирата злорадство. Знает же, что гвардейский элит-офицер не умеет ничего делать наполовину, спустя рукава. Рассчитывает, что обученное и сплочённое воинство, разгромившее республиканцев, одолеет армии на любом из материков. Хитрый мерзавец!
– Берусь. Главное условие – встреча с детьми сразу по прибытии.
– О чём речь! Хоть за это выпьешь? Нет? Тогда я передумал. Никаких встреч.
– Тогда…
– Молчать! – перебил пират… или свободный охотник, что одно и то же. – Выбор твой невелик. Можешь гадать, сдержу ли я своё слово.
Алекс брезгливо скривился. Цена тому слову известна.
– Либо второй вариант, ему можешь поверить на все сто. Детей получишь. Но не в том виде, что тебе понравится.
В правой руке лорд продолжал сжимать кубок, неизменный, как скипетр короля. В левой появился револьвер. Как бы ни была крепка уздечка шантажа, нельзя сбрасывать со счетов, что князь бросится вперёд, ослеплённый ненавистью, не рассуждая о последствиях.
Алекс не шевельнулся. Долгое время полёта на дирижабле и крыле он готовился к подобным разговорам. Сдержанность – основное, что нужно для спасения Рикаса и Айны. Но унять внутреннюю бурю было непросто.
Справившись с чувствами, тей придвинул к себе кресло и сел без приглашения.
– Терон! Объясните начистоту, зачем вы свернули на такой путь? Предали в Нирайне, перешли к пиратам? Чем плохо вам было в Империи?
– А ты радетель интересов Империи, - пират спрятал револьвер. – Надо же. Мы с тобой, бывший друг, и развалили эту Империю. Вдвоём! Ну, не прячь глаза. Я грохнул Ванджелисов с прихвостнями, ты отправил в ад последнего авторитетного императора. Его сынок, наследник короны, не имеет амбиций свыше герцогских.
– Иэрос реально оценивает возможности.
– Брось! Сначала – желание, потом под него изыскиваются эти самые возможности. И не увиливай. Мы вдвоём поменяли историю нашего мира. Я лично ни о чём не жалею. В том числе об Империи, выделившей мне слишком скромное место.
Обрюзгшему испитому пирату мало герцогской короны? Ах да, Алекс при помощи Иэроса Мйкдона освободил голову Терона от этого украшения.
– Не жаль Горана и Марка? Других достойных людей?
– Ничуть! И даже не предложу выпить за их память. Что таращишься? Вспомни, как мы ненавидели Горана в легионе, клялись убить его при первой возможности. Измываясь над нами, он испытывал истинное удовольствие. Ты предпочёл забыть, принял его сторону. Мол, только так старый садист превратил нас в истинных бойцов. Да я … этого мерзавца! – предводитель пиратов употребил грязное слово впервые, как они остались наедине, при коллегах ругался непрестанно. Присутствие истинного тея на него влияло благотворно. – У тебя удобная, гибкая мораль. Я исполнил клятву, в отличие от тебя.
– Проклинать сгоряча не означает дать обет.
– Оправдывайся как хочешь… А Ванджелиса сам намеревался проткнуть, помнишь? Прими как должное – я за тебя рассчитался. Марк? Мне опротивела фамильярность этого мужлана. Он решил, что умение летать сделало его благородным, возвело на один уровень с нами. Да, погибли многие. На войне как на войне, сопутствующие потери неизбежны.
И простительны. Особенно если среди сопутствующих потерь нет друзей и близких родственников.
– Поверь, Алекс, ты – единственный, о ком я мог сожалеть. Сумел уйти в тот мир и спастись? Оно – к лучшему, хоть и стоило мне герцогства. Мы бы с тобой могли как эти… - пухлые пальцы что-то поискали в воздухе, будто в винных испарения сокрыта подсказка. – Как мушкетёры. Так их звали?
– Я не буду рассказывать о том мире.
– Мне плевать на тот мир. Пусть легенда о мушкетёрах живёт… Она всего лишь легенда?
– Да, к сожалению, - губы князя тронула грустная улыбка. – Но очень важная легенда. На ней выросли целые поколения. Быть может, она даже важнее религии. Сильнее доктрин и идеологий.
– Неужели? – недоверчиво переспросил Терон. Ему как раз не хватало чего-то подобного – культа, легенды, учения или просто идеи, чтоб за неё островная толпа ринулась в бой. Жажда наживы сильна, но ограничена. Самое главное, никто не хочет умирать ради наживы. Зачем золото трупу?
– Её сила в простоте, - продолжил Алекс. – В основе всего несколько ценностей – дворянская честь, дружба и любовь. Да, ещё шпага, но она скорее символ, нежели оружие.
– Не подходит, - огорчился пират. Он примерил моральный кодекс мушкетёров к островной державе. Тем самым напомнил варвара из анекдота, разглядывающего шедевр Арджелиса – его живописное полотно слишком мало, не подходит, чтобы бросить на пол хижины вместо травяного коврика. – И ты хорош, бывший друг. Увёл бабу.
– Вы так её любили?
Ответ свободного охотника можно передать многоточиями, а если перевести на цензурный икарийский, то он выразил сожаление, что сын женщины лёгкого поведения посмел отбить девушку. Стало быть, дело не в любви, а в уязвлённом самолюбии. И оно поражено настолько глубоко, что рана не зажила за два десятилетия.
Иана рассказывала Алексу, как в период её мнимого вдовства бывший жених приставал с непристойными предложениями. Если бы она уступила ему ночь, самолюбие бы удовлетворилось и он успокоился? Князя передёрнуло от мысленной картины: жена в постели с этим потным толстяком.