Южный Урал, № 6
Шрифт:
«Леонид Кочетов, Союз Советских Социалистических Республик», внизу от руки был написан номер дорожки.
Леонид быстро надел алый костюм чемпиона с вышитыми шелком на груди четырьмя буквами: «СССР» и гербом Советского Союза. На голову он натянул белую матерчатую шапочку.
До начала заплыва оставалось еще семь минут. Теперь надо отвлечься. Есть такое золотое правило: перед самым стартом пловец может думать о чем угодно, только не о предстоящем матче.
Леонид взял со столика забытые кем-то фотографии. Их было; три, и на всех трех были сняты «чемпионы». На первом снимка
Это был чемпион по курению. Он курил одновременно 18 папирос, и когда одна из них потухала, ему немедленно вставляли в рот другую.
Вторая фотография изображала висящую на веревке девушку. Она была привязана к веревке за волосы, и кто-то невидимый тянул веревку, поднимая девушку на крышу семиэтажного дома. Подпись гласила, что это — юная чемпионка по крепости волос.
На третьем снимке танцовала пара — мужчина и женщина. Ноги их выделывали какие-то ловкие па, но лица обоих были измученные, страдальческие. Казалось, оба танцора вот-вот грохнутся в изнеможении на пол.
Это были чемпионы в длительности танца. Они танцовали 16 часов подряд, не останавливаясь ни на секунду.
«Дикари!» — с отвращением подумал Леонид и отшвырнул фотографии. Он вспомнил, с каким изумлением и даже недоверием слушали как-то ленинградские пловцы рассказ инженера Этот инженер побывал в Америке и видел, как один Вашингтонский «спортсмен» установил новый «рекорд». Он прополз на четвереньках 30 километров, носом толкая перед собой горошину. Нос у этого «чемпиона» после такого увлекательного занятия стал похож на вареную свеклу. Но через два дня газеты объявили, что «рекорд» вашингтонца уже побит. Семь американцев жителей Лос-Анжелоса, сумели прокатить носом горошину целых 43 километра.
Леонид вспомнил, как искренне удивлялись ленинградские пловцы, слушая рассказ инженера, а некоторые так и не поверили ему.
— Зачем катить носом горошину? — изумлялись они. — Что это за шутовство?
Инженер разводил руками и не мог этого объяснить. Леонид и сам тогда не очень-то поверил инженеру. Но вот сейчас он был в чужой стране и перед ними лежали фотографии. Не верить им нельзя.
«Дикари! Цивилизованные дикари! — снова подумал Леонид. — В какую глупую и грязную забаву превратили они спорт!»
На глаза ему попалась желтая картонная карточка, просунутая кем-то в щель. Леонид повертел карточку в руках, и гордые слова «Союз Советских Социалистических Республик», напечатанные на ней, вдруг напомнили ему день его вступления в партию.
Это было незадолго до поездки за границу, после того, как он поставил свой четырнадцатый всесоюзный рекорд. Рекомендовал его Галузин и старый пловец Махмутов. Махмутов любил говорить торжественно. И хотя в комнате, когда он подписывал рекомендацию, был только он и Леонид и они всегда были в самых простых дружеских отношениях, даже давно уже называли друг друга просто по имени и на «ты», Махмутов торжественно сказал:
— Не подведи, Кочетов. Ты — гордость наша. Много тебе дано, и много спросится. На тебя надеется весь Союз Советских Социалистических Республик!
Так он и сказал: не Леня и не Леонид, а Кочетов, и не родина, не страна, а Союз Советских Социалистических Республик. Это звучало как-то особенно гордо. И Леонид только крепко пожал ему руку не в силах от волнения произнести ни слова.
— Пора! — сказал Иван Сергеевич.
Они вышли в помещение бассейна. Леонид шел медленно, чтобы не было видно, как он прихрамывает. Шум сразу оглушил их. С трибун все время неслись аплодисменты и какие-то крики, которых в этом сплошном гаме невозможно было разобрать.
Бассейн выглядел необычно: на зеленоватую воду, разделенную протянутыми на поплавках веревками на шесть дорожек, падали сверху лучи сорока прожекторов. В этом ливне света вода сверкала и переливалась, как изумруд. Она просвечивалась насквозь, до дна. Зрителям будет видно каждое движение пловца над водой и под водой.
По бортам бассейна выстроились одетые в белые костюмы судьи. Их было не пять, не семь, не девять, как обычно, а целых сорок человек. Возле старта вытянулась цепочка секундометристов — десять человек. Все они, как и многие болельщики, держали в руках секундомеры.
— На старт вызывается пловец Котшетофф, Союз Советских Социалистических Республик! — гулко раздался голос судьи, разнесенный репродукторами по всему бассейну.
На секунду наступила тишина, и вновь с еще большей силой раздались крики и аплодисменты. Леонид встал на стартовую тумбочку. Ему досталась третья дорожка.
— На старт вызывается пловец Ван-Гуген, Нидерланды! — снова прозвучал голос судьи.
Справа от Леонида, на четвертую тумбочку, встал высокий, сухопарый голландец. Леонид невольно залюбовался его ладным, мускулистым телом.
«Все равно обгоню!» — твердо решил Кочетов.
Пока судья вызывал пловца-поляка, Леонид огляделся. Бассейн был 50-метровый, «трудный» бассейн, как говорят пловцы. В нем на дистанции 200 метров всего три поворота, а на поворотах хороший пловец при толчке ногами от стенки выигрывает время и отдыхает. Куда лучше плыть в 25-метровом бассейне!
«Все равно обгоню!» — опять подумал Кочетов.
— На старт вызывается пловец Джонсон, Соединенные Штаты Америки! — объявил судья.
Высокий могучий негр встал на тумбочку № 5. Он дружески кивнул Кочетову и широко улыбнулся, сверкнув ослепительно» белыми зубами.
В первых рядах послышалось громкое шиканье: белые господа были недовольны появлением негра.
— На старт вызывается пловец Холмерт, Швеция! — крикнул судья.
Но почему-то никто не появился на линии старта. Леонид оглянулся. Швед Холмерт, указывая рукой на негра, протестующе убеждал в чем-то главного судью. Швед-фашист не хотел становиться на старт рядом с чернокожим. В конце концов его уговорили, и он поднялся на тумбочку № 6, демонстративно отвернувшись от пловца-негра.
В конце бассейна возвышалась «мачта победителей». У ее подножья лежали шесть флагов: на эту мачту через несколько минут поднимется флаг страны, чей пловец победит.