«З» - значит злоба
Шрифт:
— Пока достаточно. Я поговорю с вашими братьями, а потом посмотрим, что делать дальше.
Я встала, и мы обменялись рукопожатием через стол.
— Спасибо за ваше время.
Донован обошел вокруг стола и проводил меня до двери.
— Уверена, что Таша опубликует необходимую информацию в местной газате. Гай может об этом узнать, если еще не узнал.
— Каким образом?
— Он до сих пор может общаться с кем-то из местных.
— Да, наверное это возможно. Не знаю, что мы еще должны сделать. Если он не объявится, думаю, его доля
— Я думаю. Кроме того, покончить с делом всегда хорошо.
— Смотря с каким, и как.
Глава 3
Я заехала в офис и завела папку по делу, занеся туда данные, которые сообщил Донован.
Это было немного, крошечная крупинка информации, но дата рождения и номер социального страхования будут полезны для идентификации. Если будет нужно, я всегда смогу встретитьтся с бывшими одноклассниками Гая Малека и проверить, не слышал ли кто-нибудь о нем, с тех пор, как он уехал. Судя по его хулиганской репутации, непохоже, чтобы другие его хорошо знали, или вообще хотели бы знать, но он мог иметь своих сторонников.
Я записала имя, которое дал Донован. Пол Трасатти мог дать ниточку.
Возможно, что за последние полтора десятилетия Гай стал респектабельным, и мог время от времени появляться на встречах выпускников. Часто самые большие «лузеры» в школе больше всех хотят пощеголять своими недавними успехами.
Если бы мне нужно было аргументированно предположить, куда именно отправился Гай по дороге в изгнание, я бы выбрала Сан-Франциско, до которого всего шесть часов на машине, или один час самолетом.
Парень уехал из Санта-Терезы, когда Хэйт Эшбури (район хиппи в Сан-Франциско, прим. перев.) была на самом взлете. Любое дитя цветов, чьи мозги еще не омертвели от наркотиков, в те дни оказывалось в Хэйт. Это был праздник из праздников, и с десятью тысячами в кармане, его приглашение было высечено на камне.
В три тридцать я заперла свой офис и спустилась на второй этаж, чтобы получить инструкции по привлечению клиентов для дачи показаний в суде. Потом села в машину и поехала к Малекам.
Дом находился в конце узкого переулка, участок в шесть гектаров, окруженный стеной в два с половиной метра. Я выросла в этом городе и думала, что знаю каждый его уголок, но это место было новым для меня, расцвет городской недвижимости, датированный тридцатыми годами.
Малекам, наверное, достался последний кусок плоской земли на мили. Задняя часть участка, должно быть, примыкала вплотную к горному склону, потому что горы Санта Инез громоздились прямо надо мной и казались так близко, что их можно потрогать. С дороги я могла различить отдельные пятна шалфея и чапарраля.
Металлические ворота во владение стояли открытыми. Я проехала по длинной и извилистой подъездной дорожке, мимо потрескавшегося и заброшенного теннисного корта, до вымощенного булыжником разворота у главной резиденции, имевшей форму буквы L.
И дом и стена были покрыты темной терракотовой штукатуркой, странный оттенок, между кирпичом и пыльной розой. Массивные вечнозеленые растения возвышались над землей, а справа от дома, насколько хватало взгляда, протянулся дубовый лес. Солнечный свет едва проникал сквозь переплетение ветвей. Возле входа в дом лиственницы уронили ковер из игл, которые должны были превратить почву в кислоту. Травы почти не было, и сильно пахло влажной голой землей. Там и сям лохматые пальмы заявляли о своем присутствии.
Я заметила справа несколько построек — бунгало, сарай садовника, парник, а слева — длинную линию гаражей. Подъездная дорожка, видимо, продолжалась за домом. Харлей-Дэвидсон стоял на гравиевой площадке сбоку. Там были и клумбы, но даже случайный намек на цвет не мог смягчить мрачность дома и глубокую тень, окружавшую его.
Архитектурный стиль дома был средиземноморский. Все окна были защищены ставнями.
Серия балюстрад подчеркивала застывшие линии фасада, а винтовая лесенка вела на веранду второго этажа. Вся отделка была темно-зеленого цвета, краска выцвела от возраста. Крыша была покрыта старой красной черепицей, испещренной светло-зеленым мхом.
В цементных урнах, по сторонам входной двери, росли многолетники, превратившиеся в сухие палочки. Сама дверь выглядела так, как будто ее стащили из одной из старых калифорнийских миссий. Когда я нажала на звонок, то услышала одну сильно резонирующую ноту, благовест о моем присутствии для обитателей.
Через некоторое время дверь открыла белая женщина неопределенного возраста в серой хлопчатобумажной униформе. Она была среднего роста, массивная посередине, ее плечи и грудь тяжело опускались на талию, которая расширилась, чтобы принять последовательное накопление веса. Я определила, что ей немного за сорок, но не была уверена.
— Да?
Ее брови нуждались в выщипывании, а в светлых волосах видны были темные корни, вперемешку с сединой. Эта женщина, видимо, издевалась над своими волосами с помощью тупого инструмента, не такая уж незнакомая тема. Ее челка была подстрижена слишком коротко, неприлично завиваясь на лбу. Может быть, сорок долларов за стрижку — не очень много.
Я протянула ей свою визитку.
— Вы — Мирна?
— Правильно.
— Я — Кинси Миллоун. Донован должен был позвонить и сказать, что я приеду. Беннет дома?
Ее выражение лица не изменилось, но, казалось, она знает, о чем я говорю.
Она была некрасива, ее нос был раза в два больше, чем следовало. На губах остались следы темной помады, которая была либо съедена за обедом, либо отпечаталась на краешке кофейной чашки. Теперь, когда я стала адептом продающейся в аптеках дешевой косметики, я могла выступать как эксперт. Смехота!
— Он только что пришел. Он велел поместить вас в библиотеку, если вы придете раньше, чем он спустится. Желаете пройти за мной?