За Байкалом и на Амуре. Путевые картины
Шрифт:
— Как же они лодки-то не могли достать? Ночью же их никто на берегу не караулит.
— Рысака-то эти научили уж нас порядочно: теперь только разве ленивый кто оставит свою лодку плохо, — которые осторожные, так и во двор уносят. Наш брат тоже свое добро бережет. Особенно по весне-то, когда этих рысаков бежит с заводов много. К осени уж их меньше, а зимой разве так пяток-десяток какой пройдет.
— А сколько их проходит всего в год?
— А Господь знает, как тут сочтешь… Примерно так, рассказывают, что будто бы в год до четырехсот рысаков проходит…
Зимою единственный путь, по которому рысаки проходят из Забайкальской области в Иркутскую губернию, — это юго-восточный берег Байкала, называемый по-местному коргою.
Теперь в Сибири нет уже и десятой доли тех проказ, какие бывали там лет сорок-пятьдесят тому назад. Теперь, сравнительно, рысаков стало менее, но все-таки они не переводятся.
Зимою, когда Байкал покроется льдом, рысаки пробегают по льду от Посольского монастыря в зимовье Голоустное, в один зимний день. Это расстояние, 55 верст, пробегают они без отдыха, рысью, только легкий пар вьется около разогревшегося беглеца.
В тихую погоду путь этот они оканчивают благополучно, но иногда, застигнутые ветрами и сильными метелями, рысаки сбиваются с дороги; сбившись, попадают в труднопроходимые тороса и заломы; а ветер между тем ревет и воет по необозримой равнине Байкала; короткий зимний день оканчивается и темная ночь окончательно сбивает с пути несчастных, — они уходят далеко вдаль моря к острову Ольхону или к Култуку. Так проходит ночь; голодные рысаки выбиваются из сил, коченеют и замерзают.
Зимою редкий день не бывает на Байкале ветра с той или с другой стороны. Ветер сдувает снег в тех местах, где Байкал покрылся ровным льдом и лед делается блестящ как зеркало. Искусные в катании на коньках могли бы по Байкалу катиться верст по 20 в час.
От таких постоянно дующих ветров многие из рысаков не решаются довериться Байкалу ни зимою, ни летом. Они придерживаются юго-восточной стороны озера и выходят из Посольска в Иркутск (расстояние 210 верст) по тропам, пробитым их предшественниками. На ночлег они останавливаются в зимовьях зверопромышленников; из Иркутска переходят на реку Иркут и, не заходя конечно в Иркутск, от деревни Мотов поворачивают на р. Китой. С Китоя направляются на реку Белую лесами и тропами, хорошо им известными, и верстах в 50-100 от Иркутска выходят на большую дорогу.
Рысаки путешествуют по Сибири вообще весьма скромно. Они чаще выпрашивают подаяние, чем требуют или насильно отнимают. Но конечно — в семье не без урода, — есть из них такие молодцы, которые не прочь воспользоваться всяким удобным и неудобным случаем, чтобы украсть, отнять, ограбить, — часто не зная даже того, куда деваться с награбленными вещами.
Забайкальские зверопромышленники часто жалуются на рысаков, а избавиться от их посещений никакого средства не имеют. Идут рысаки мимо зимовья зверопромышленника, заходят и просят хлеба и позволения отдохнуть около огня. Не пустить — боязно, пожалуй со злости убьют или, по меньшей мере, искалечат, и впускает зверопромышленник неведомых людей в свой шалаш и на его неповинную голову падает содержание этих рысаков во время пути: идут они без всяких запасов продовольствия, без гроша денег, а удовлетворяют свои потребности по милости зверопромышленников.
Там, где представится случай у отсутствующего зверопромышленника стянуть из зимовья съестные припасы: хлеб, рыбу, мясо и пр., они конечно воспользуются этим случаем. Иногда случается так, что в зимовье заходит человек десять рысаков, изголодавшихся и озлобленных до последней крайности, хозяин зимовья поскупится им дать побольше пищи, — начинается ссора и дело оканчивается насилием. Но вообще такие случаи бывают очень редко, потому что рысаки, покусившиеся на насилие, через это теряют очень много впереди: недостаток пропитания заставляет их часто обращаться к людям, а зверопромышленники, имея между собой постоянные сношения, немедленно узнают о происшествии и передают о нем друг другу, молва летит вперед и рысакам бывает очень плохо. Вся цепь промышленников восстает стражею по всему протяжению до Култука, и рысакам не избежать поимки: другой дороги нет, пройти в глубине гор невозможно, — придется там или томиться голодом, или попасть в лапы хищного зверя. Рысаков ловят, творят над ними самосуд, или же передают их в руки правосудия.
Сибирский рысак идет без всякого оружия, есть при нем только маленький нож, да и то не всегда; на плечах болтается небольшой тощий мешочек, в котором хранится ни более ни менее, как лоскут какой-нибудь тряпки, обрывок кожи и т. п.
Несмотря на 30° мороз, рысак бежит зимою одетый совершенно по-летнему: на нем коротенькое полукафтанье, холщовые штанишки, обувь изорвана и едва держится на ногах; перемерзнувшие, побелевшие от мороза пальцы выглядывают в дыры башмаков; на голове какая-нибудь блинообразная шапка, найденная, может быть, где-нибудь на дороге; шея открыта и встречный ветер прямо ударяет в горло и грудь.
Бежит рысак день, месяц, целое лето и в конце концов попадается опять в руки правосудия; проходит зима и с первой весной он снова бежит, снова голодает, подвергается всевозможным опасностям и в конце концов большая часть из них попадает в тюрьму, где и остается до нового побега.
И проходят таким образом многие годы полуголодного, нечеловеческого существования. Опасность в непроходимом сибирском лесу от лютого зверя, опасность от болезни, от голодной смерти, опасность от переправ через реку, наконец, опасность от человека, который может лишить свободы рысака и передать его в руки начальства. Везде опасности! Из-за чего же человек отдает себя на такое страшное существование? Какие надежды его поддерживают? Какие цели им руководят? Нет у него никаких надежд, никаких целей, кроме желания свободы, хотя эта голодная и холодная свобода в тысячу раз хуже всякой неволи. А все-таки люди меняют сытую неволю на голодную свободу!
Редкий из рысаков, быть может, один из тысячи сумеет выбраться из Сибири в Россию и приютиться где-нибудь с паспортом человека, случайно ему встретившегося на дороге. Познакомится он сначала с этим несчастным, порасспросит его о месте жительства, о родных, о знакомых, потом убьет его где-нибудь в темном лесу, и пойдет с его паспортом, куда пожелает, удаляясь подальше от той стороны, где живут родные убитого.
Бывали иногда случаи, что крестьяне укрывали у себя рысаков по нескольку лет, пользуясь их бесплатной работой.
Рассказывали такие случаи, что крестьянин, видя хорошее поведение рысака, покупал у волостного писаря билет какого-нибудь умершего поселенца, и рысак числился под его именем; так в одном селении, при какой-то ревизии, оказался поселенец двести пятидесяти лет от роду, — это, значит, под именем умершего числилось по книгам едва ли не пятое лицо.
Но большая часть рысаков, как я сказал выше, всю свою жизнь проводят только в том, что бегут по Сибири, попадают в тюрьму, опять убегают и опять попадают до нового побега.