За борт!
Шрифт:
— Наша встреча для меня — радость, мистер Питт, но, боюсь, вам она предвещает несчастье.
Питт уставился на стюарда.
— Вы меня знаете?
Улыбка превратилась в гримасу ненависти и презрения.
— Слишком хорошо. Ваше вмешательство дорого обошлось „Морским перевозкам Бугенвиль“.
— Кто вы такой? — спросил Питт, чтобы потянуть время, отчаянно оглядывая небо в поисках вертолетов.
— Не думаю, что доставлю вам такое удовлетворение, — сказал стюард голосом теплым, как айсберг.
Не слыша разговора,
— Почему вы не поднимаете его на борт? Чего вы ждете?
Он повернулся и сильно ударил ее по щеке, отбросив назад; Лорен упала на двух ошеломленных спасенных.
Джордино, который стоял на корме шлюпки, бросился вперед. Матрос выхватил из-под сиденья автомат и прикладом ударил его в живот. Джордино разинул рот, хватая воздух, споткнулся и упал за борт, молотя руками по воде.
Губы стюарда напряглись; плоское желтое лицо ничего не выражало. Только глаза зло сверкали.
— Спасибо за сотрудничество, мистер Питт. Спасибо за то, что так предупредительно пришли ко мне.
— Будь ты проклят! — с вызовом ответил Питт.
Стюард поднял над головой весло.
— Бон вояж, Дирк Питт.
Весло опустилось и ударило Питта в грудь, заставив уйти под воду. Воздух вырвался из легких, страшная боль охватила грудную клетку. Он вынырнул, вскинув левую руку, чтобы отразить новый неизбежный удар. Но опоздал. Весло в руках стюарда отбило руку Питта и ударило его по голове. Голубое небо почернело; Питт потерял сознание, медленно ушел под лодку и исчез из виду.
Глава 59
Жена президента вошла в его кабинет на втором этаже, поцеловала мужа и отправилась в свою спальню. Президент сидел в мягком кожаном кресле с высокой спинкой и изучал статистические документы с последними экономическими прогнозами, делая многочисленные записи в большом желтом блокноте. Некоторые листочки он оставлял, другие отрывал и уничтожал, не закончив запись. Спустя почти три часа он снял очки и на несколько мгновений закрыл усталые глаза.
А когда снова их открыл, был не в своем кабинете в Белом доме, а в маленькой серой комнате с высоким потолком и без окон.
Он протер глаза и огляделся в тусклом свете.
Он по-прежнему был в серой комнате, но на этот раз сидел в жестком деревянном кресле; ноги привязаны к квадратным резным ножкам, руки — к подлокотникам.
Его охватил ужасный страх, он закричал, стал звать жену и охрану, но даже голос его сделался другим, более низким и хриплым.
Вскоре открылась дверь в нише стены и вошел маленький человек с худым интеллигентным лицом. У него были темные глаза, озадаченный вид, а в руке он держал шприц.
— Как мы сегодня, господин президент? — вежливо спросил он.
Удивительно, язык иностранный, а президент его понимает. Потом он услышал собственный крик:
— Я Оскар Белкая, а не президент Соединенных Штатов.
Он замолкает: игла шприца погружается в его руку.
Озадаченное выражение не сходит с лица маленького человека, оно словно приклеено. Человек кивает в сторону двери; появляется другой, в тусклой тюремной одежде, и ставит на металлический стол, прикованный к полу, видеомагнитофон. Подключает аппарат к четырем розеткам в столе и выходит.
— Это чтобы вы не сбросили наш новый урок на пол, господин президент, — говорит худой человек. — Надеюсь, вы найдете его интересным.
Он включает запись и выходит.
Президент пытается прогнать этот кошмар, вырваться. Но все кажется слишком реальным, чтобы быть причудливым сном. Он чувствует запах своего пота, ощущает, как ремни натирают кожу, слышит эхо своих раздраженных криков. Голова его падает на грудь, и он начинает неконтролируемо всхлипывать, а магнитофон продолжает передавать сообщение. Очнувшись, президент поднимает голову, словно сбрасывая огромную тяжесть, и оглядывается.
Он сидит у себя в кабинете в Белом доме.
Секретарь Оутс позвонил Дэну Фосетту по частной линии.
— Как обстановка? — спросил он без лишних слов.
— Критическая, — ответил Фосетт. — Повсюду вооруженная охрана. Не видел столько войск со времен службы в Пятом полку морской пехоты в Южной Корее.
— А президент?
— Строчит указания, как пулемет Гатлинга. Ни одного советника больше не слушает, меня тоже. С ним все трудней встретиться. Две недели назад он уделял большое внимание противоположной точке зрения или возражениям. Теперь с этим все. Вы соглашаетесь с ним, или он выпроваживает вас за дверь. Меган Блэр и я — единственные, кто еще допущен в его кабинет, но мои дни сочтены. Я уйду, прежде чем крыша рухнет.
— Оставайтесь, — сказал Оутс. — Для всех лучше, если вы и Оскар Лукас будете рядом с президентом. Вы наша единственная связь с Белым домом.
— Ничего не получится.
— Почему?
— Говорю вам: даже если я останусь, я ничего не смогу. Я быстро поднимаюсь на самый верх перечня тех, кто не угоден президенту.
— Тогда верните его хорошее отношение, — приказал Оутс. — Пресмыкайтесь перед ним и поддерживайте любые его идеи. Соглашайтесь на все, но постоянно сообщайте нам о его действиях.
Наступила долгая пауза.
— Хорошо. Сделаю все, чтобы у вас была информация.
— И предупредите Оскара Лукаса, пусть будет готов. Нам потребуется…
— Могу я спросить, что происходит?
— Пока нет, — коротко ответил Оутс.
Фосетт не стал настаивать. Он сменил тему.
— Хотите знать о последних решениях президента?
— Плохие?
— Очень плохие, — подтвердил Фосетт. — Он говорит о выходе из НАТО.
Оутс так сжал телефонную трубку, что побелели костяшки.