За бортом жизни
Шрифт:
Я могу управлять стихиями — бурей, туманом, громом. Я могу повелевать злобными существами — крысами, совами, летучими мышами, мотыльками, лисами и волками, я могу вырастать и становиться маленькой. Я могу на время исчезать и становиться невидимой. Я — омерзительное ночное создание, без сердца и совести, пожирающее тела и души слабых мужчин. Меня все ненавидят, я грязное пятно на лице Лондона. Вы обозвали меня чудовищем и сделали тем, кто я есть на самом деле. Теперь это падение я буду считать своим собственным.
На Брик Лейн я встретила ещё одного клиента. Он хотел, чтобы я его
Я объяснила, что обслужу его по полной программе. Я ожидала от своего клиента настоящего восторга. Стать жертвой ритуального секс-убийства всего за полтинник — самая выгодная сделка всех времён. Я нашла ножницы по металлу и отрезала мизинец левой руки клиента. Если бы не кляп во рту, я думаю, он бы закричал. Бедняжка. Потом я сбросила трусики и начала тереться своей промежностью о его удивлённое лицо. Это его ничуть не возбудило, поэтому я отошла и начала трогать себя, при этом облизывая губы языком.
Я подобрала отрезанный палец и воткнула его в своё влагалище. Он вошёл по самое основание, высовывался только окровавленный кончик. Я раздвинула ноги, чтобы клиент мог видеть, что я делаю. Я усмехнулась и заговорила о крайностях, до которых может дойти сексуальное воплощение. Перефразируя некоторые записи, найденные мною в портфеле Алана Абеля, я объяснила, что до Грехопадения все существа были гермафродитами, но когда Богиня разделила нас на мужчин и женщин, именно на девичью долю выпало воплощение абсолютного зла.
Я нагнулась и засунула висящий член клиента в рот, а пальцами стала нежно гладить его огромные яйца. Он не встал. Я испытывала невероятное удовольствие и через несколько минут отрезала мизинец правой руки клиента. В этот раз не возле ладони, а у сустава. Ужас смотрел на меня из испуганных глаз, и я почувствовала, что надо оправдать моё поведение перед этим незнакомцем, поскольку я собиралась его убить. Вот моё объяснение.
Учёные говорят, что знают всё о человеке, и это их убеждение, конечно же, касается и женщин. Историю человека они прослеживают с самых древних времен. Они рассказывают, как менялись его кости и телосложение. А также, каким образом под влиянием его нужд и желаний из чего-то совсем незначительного развивался его интеллект. Они решительно доказывают, что в человеке нет чего-либо, что не могло бы объяснить вскрытие. Что его стремление к иной жизни зиждется на его страхе перед смертью. Что его связь с прошлым просто унаследована от далёких предков, живших в этом прошлом.
Рационалисты считают, что всё, что есть в человеке благородного — это плод его разума или налёт цивилизации, а всё низкое должно быть приписано доминирующим инстинктам его первобытной натуры. Короче говоря, человек — это животное, которое, как и любое другое животное, в конце концов, подчиняется условиям, в которых он живёт и меняет цвет в зависимости от окружающего мира, как иная скотина меняется от красной почвы Девона. Таковы научные факты. И вдруг что-то в нас заставляет призадуматься и вызывает сомнения, старинные сатанинские сомнения, которые вновь рождаются где-то в глубине души, и с ними рождается божественная надежда.
Может быть, несмотря ни на что, думаем мы, человек — это нечто большее, чем просто животное. Возможно, он знает прошлое, далёкое прошлое и способен познать будущее, далёкое, далёкое будущее. Возможно, мечта — это реальность, и он действительно обладает тем, что для простоты называют бессмертной душой, которая может проявляться, так или иначе. Она может веками пребывать во сне, но наяву или во сне, она всегда остаётся собой, нерушимой, как вселенская материя. Может быть, то, что рационалист объявляет внутренним чудовищем, на самом деле, является чудесным отголоском языческого духа.
Когда моё оправдание предстоящего убийства вошло в решающую фазу, я поняла, что моя жертва потеряла сознание. Дышал он еле слышно, но всё ещё был жив. Я решила, что было не важно, слышала ли моя жертва меня сознательно, или нет, поскольку все мои слова навсегда отпечатаются в его подсознании. Я была одержима духом Ma-Ми, и, поскольку её могила была осквернена, она жаждала мщения. Смит исчез бесследно, так что я наугад выбрала бессознательного клиента, как его дьявольское воплощение.
Я сняла со рта Смита кляп. К тому времени я убедила себя в том, что воплощение действительно было Смитом, и хотя, на самом деле, его звали Френсис Гэлтон, я настолько запуталась в определении его личности, что впредь буду называть его Смитом. Смит не только был активным сторонником евгеники, он был настолько одержим статистикой, что мысленно вычислял соотношение красивых, заурядных и безобразных женщин, проходивших мимо него на улице. Смит был консерватором, верившим в то, что интеллект передаётся по наследству и что рождаемость рабочего класса надо сокращать.
Когда я ослабила кляп, кусок мыла, который я положила в рот Смиту, проскочил в его глотку. Я тщетно пыталась его достать. Задыхаясь, Смит вернулся к жизни, как современный Франкенштейн. Если бы я не привязала его так крепко, он бы выскочил и достал бы мыло из дыхательного горла. Вместо этого его лицо побагровело, а из горла послышались какие-то странные булькающие звуки. Вместо того чтобы бороться с этой напастью, Смит ей уступил, а потому лишился своего законного права стать жертвой сексуального убийства. Я была, мягко говоря, разочарована.
Я неистово призывала его воскреснуть, но он оставался невосприимчивым ни к риторике, ни к логике. Он не должен был умереть в тот момент, смерть должна была наступить позже. Я обвиняла его во всех смертных грехах, используя слова и фразы, звучавшие грубо даже из уст проститутки. «Весь кайф обломал» — было самым мягким ругательством. Мои нервы были на пределе, и казалось, что всё было потеряно. Я не могла решить, что делать дальше. Продолжать ли, не взирая ни на что, или найти свежую жертву. Я стянула трусики и прикоснулась к клитору, чтобы испросить помощи у Соломона.