За что страдают боги
Шрифт:
Вздыхали лилии, взирая на вершины,
И горизонт сияет огненной стеной –
Здесь есть покой владыки тишины!
А серый, мертвенный туман
Над головой багровую луну вознёс
И в свете ночи затаил обман…
Мой взор упал на каменный утёс.
А на краю стоял, одетый в тогу,
Высокий человек под ликом божества
И в жажде отвращения к пороку,
И в думе скорби мысль его была.
Он
И голову склонил на руки,
Смотрел, как пустота лежала,
Не предавая к виду звуки.
Дрожал в ночи в безумии забот,
Внимая вдохам тяжести вины.
Взглянув на небо, в мрачный свод,
Он слушал стоны тишины.
Ночь убывала в свете запустений,
В стихии ветра разразился гром
И воды вспенились от сотрясений,
Подняв волну в проклятый шторм.
Кричали лилии под натиском воды,
Деревья рушились, сбивая стоны,
Смывались с камня прошлого следы.
В проклятьях бури разливались волны.
И в гневе, побеждённом билась тишина,
В пространстве вечного вопроса,
В тропе небесной замерла луна.
А он сидел на каменном утёсе.
К утру затихла буря в страсти сна,
Вернулись воды на места покоя
И лилии коснулась нежно тишина,
Деревья обрели спокойствие земное.
Мой взор упал опять на каменный утёс,
Там человек поднялся в полный рост,
Лицо бледнело в ужасе, как ночь, –
Он отвернулся и помчался прочь.
Там лес, и небо, и река в пустыне,
А мудрость унесла с собой луна,
И демон молвит мне поныне:
«Здесь есть покой и тишина!»
Летаргия
Та грань, что Жизнь от Смерти отделяет,
Она порой обманчива в сознании бывает
И по воли слабости, болезни или порчи
Ты можешь умереть внезапно среди ночи.
Но, не порвутся нити странствия навеки,
Но, не разобьётся правды золотой сосуд,
Хотя ты сам сомкнул на время свои веки
И призван был высоким существом на суд.
В прекрасном сне, видать движение крыла,
В таинственном порыве сладострастья –
Кто знает, где оборвана она – твоя душа,
И где томится разум вечного несчастья:
В могильном заточении, в покое естества,
Толи, где-то в тёмной сути колдовства
Или в незримой колыбели очертания –
Ты в страхе сонном ждёшь своё создание.
И не узнаешь никогда ты время смерти,
Порой в расцвете сил, в бредовой эйфории;
В прощальной строчке обернутся вести,
Что ты когда-то оказался в летаргии.
А расслабляясь в сонной тяжести порыва,
Сомкнув глаза на время от большого мира,
Нам хочется побыть в незримом свете
И пробудиться тайно, снова на рассвете.
Необъяснима – та судьба, – я точно уверяю,
Что человеку уготовила влиять, простому
И неожиданно, вдруг оказаться под землёю,
Проснувшись, в темноте пришлось живому.
На одре вечной ночи, в тишине немой,
В удушливой испарине в пространстве,
Где давит воздух силой зла такой тюрьмой
И мысли тянут в неопознанное царство.
В безмолвном ужасе уже трепещет сердце,
Не понимая, где оставил ты последний след,
В незримом горе для тебя потухло солнце
И никогда ты не увидишь белый свет.
Душа изнылась в муках оскорблённо…
Лежишь, изнемогая в ложе смертного червя,
Последний воздух тянется притворно,
Ломая странность предначертанного дня.
Не надо далеко ходить за смертью
На старом кладбище кошмара
Туман карабкался к земле,
Ночная гладь висит во мгле
В покое нежности угара.
И по тропе, среди могил,
В тени безумствуя бродил
В нетрезвом виде господин.
Багрово-красная луна,
Как будто вся умылась в крови,
Свидетелем была всему она,
Ждала грехопадения дотоле.
Вокруг неё плясали облака –
Виденье в белой простыне;
Смеялись, привлекая свысока,
Внимание к ночной стене.
Тот господин, прервав покой,
Допил остатки своего вина,
В гнетущем состоянии, само собой,
Его затронула кровавая луна.
Из бездны тьмы полезли в раз
Покойники, взирая на пришельца,
Теряя плоть своих проказ
Ползли с надеждою обняться.
Тряслись от счастья черти,
Вкушая этот пьяный вкус,
Воззвав виденье чёрной смерти –
Спешили змеи сделать свой укус.
Луна краснела в стороне,
В предчувствии соблазна,
Весь бред, исполненный в вине,
Смеялся в образе сарказма.
Вокруг крестов под звуки ада,
Земля тряслась, скрипела,
В ужасном виде вся плеяда
Рычала в хуле и шипела.
Вдруг, в порыве холода и страха,