За чужую свободу
Шрифт:
Это были русский император и прусский король. Фридрих – Вильгельм явно не мог скрыть своего беспокойства и нетерпения. Его деревянное лицо было сумрачно и злобно. Он то и дело поглядывал на часы, нервно ударяя хлыстом своего коня. Александр был, как всегда, спокоен, с обычной легкой усмешкой на губах.
– Правый Боже! – проговорил наконец Фридрих – Вильгельм, – где же они?
– Они будут, дорогой Фридрих, – спокойно ответил Александр.
– Где ж они? – тупо повторил Фридрих – Вильгельм. – Им пора бы показаться. Это Ауэрштедт, ваше величество, –
Император молчал, устремив глаза на показавшуюся на горизонте золотую полоску зари. Он словно молился. Быть может, так и было. Потом он обратил задумчивый взор на волнообразную равнину, тянувшуюся от Люцена, и тихо проговорил:
– Какие великие воспоминания! На этой самой равнине два века тому назад пал жертвой во имя свободы благородный Густав – Адольф…
Фридрих, которого вообще никогда не волновали никакие идеи, недовольно взглянул на Александра и хмуро ответил:
– Ваше величество вспоминает Густава – Адольфа, а я Ауэрштедт и Иену.
– Да, – с одушевлением воскликнул Александр, – но здесь, на этих прославленных полях, мы тоже боремся за свободу Европы, за свободу Германии, за мир и правду!
Фридриха всегда удивляла и была чужда возвышенная мечтательность его царственного друга. Он попросту не верил ей и мучительно думал, не прогадал ли он, выступив против Наполеона? Он не верил и в бескорыстие Александра и никак не мог понять, как можно воевать за другого, когда есть возможность заключить для себя блестящий мир. Он вечно жил под страхом, что его союзник протянет руку Наполеону, отдав его на жертву разгневанному врагу, и ненавидел в душе всех, кто заставил его заключить этот союз.
Взошло солнце, но дорога все еще была пустынна. Но вот вдали заклубилась пыль. Александр облегченно вздохнул. Фридрих не мог сдержать своего нетерпения.
Он повернулся к свите и своим резким грубым голосом крикнул, указывая рукой на дорогу:
– Узнать.
От свиты тотчас отделился молодой адъютант и карьером помчался на разведку…
– Ну вот, это они, – проговорил Александр, всматриваясь в подзорную трубу.
Фридрих совсем одеревенел, выпрямившись на лошади.
Медленно тянулось время. Наконец прискакавший адъютант доложил, что это идет бригада Дольфса, а за нею корпус Иорка.
– В семь часов войска уже должны были стоять по диспозиции, а они только что идут, – резко проговорил Фридрих, взглянув на часы.
Проходящие войска приветствовали государей. Лицо Александра сияло. Казалось, ни на одно мгновение не оставляла его уверенность в победе. План сражения казался ему безошибочным, диспозиция великолепной. Наполеон наступал на Лейпциг и проходил мимо русской армии, не подозревая о ее сосредоточении близ Пегау и совершенно обнажая этим свой фланг. Этим-то и решил воспользоваться новый главнокомандующий союзными армиями граф Витгенштейн. В то время, когда голова французской армии покажется у Лейпцига, он ударит в хвост ее колонн с фланга. План был хорош, особенно при царившей уверенности, что армия Наполеона малочисленнее союзной…
Со стороны Лейпцига уже слышалась канонада. Это Лористон атаковал войска Клейста, прикрывавшие Лейпциг. Предположения Витгенштейна осуществлялись.
Войска были готовы к бою. Государи переменили место, и теперь стояли на высоком холме перед Гросс – Гершенем, откуда открывался широкий вид на линии разбросанных селений Кайи, Раны, Гросс – Гершена и Клейн – Гершена, составлявших ключ позиции. Ясно были видны биваки французских войск. По донесению разведчиков это был корпус маршала Нея. Обозревая многочисленные стройные полки пехоты и кавалерии, грозные батареи, готовые поддержать их удар, Александр уверенно и спокойно ждал.
Рядом с государем стоял и главнокомандующий. Было тихо. Наступал тот момент, когда все сознают, что» пора».
К Витгенштейну подскакал прямой и сухой, с большими седыми усами и блестящим взглядом из-под нависших бровей Блюхер. Он, действительно, всем своим грубым обликом походил на старого вахмистра.
Отсалютовав саблей, он громким сиповатым голосом спросил по – немецки:
– Разрешите начинать, ваше сиятельство?
Витгенштейн бросил быстрый взгляд на государя. Государь ответил чуть заметным наклоном головы.
– С Божьей помощью, – произнес граф на том же языке.
Блюхер поднял саблю, повернул коня и погнал его с юношеской стремительностью.
Послышались звуки труб и барабанов. Около орудий засуетились люди, ряды войск дрогнули и быстро и стройно, как на параде, двинулись вперед.
– О, как идут мои пруссаки! Какое равнение! – в восхищении вскричал Фридрих. – Как они поднимают ногу!
Александр бросил на него странный, не то презрительный, не то негодующий взгляд, и молча отвернулся.
В эту минуту воздух дрогнул от тяжкого залпа орудий. Загорался первый бой за свободу Германии!
Маленький человек с бесстрастным, бледным лицом, в треуголке, на чистокровном арабском скакуне, медленно ехал по дороге от Люцена к Лейпцигу. Почти рядом с ним, на полкорпуса сзади, ехал человек высокого роста и атлетического телосложения, в шляпе с пышным плюмажем, в блестящем маршальском мундире. Густые рыжеватые волосы виднелись из-под шляпы. На массивном лице лежал отпечаток львиного мужества и решительности. Немногочисленная свита почтительно следовала за ними на расстоянии пятнадцати шагов. И впереди и сзади тянулись войска. Воздух дрожал от неистовых восторженных криков: «Vive l'empereur!»
Но эти крики так часто раздавались в ушах этого человека с мраморным лицом, от Эбро до Эльбы, от пирамид до Москвы, что он почти не слышал их.
– Да, – говорил он, не глядя на маршала, – союзники не ожидали меня. Я совершу эту кампанию не как император, а как главнокомандующий итальянской и египетской армией! Посмотрите, Ней, – живо добавил он, указывая рукой на ряды войск, – разве это не молодцы!
– У них один недостаток, ваше величество, – ответил Ней, – их молодость.