За давностью лет
Шрифт:
Правительство вынуждено было принять особые меры — увеличилось число караульных на улицах, все подозрительные лица были выдворены из города, оружейникам запрещали продавать оружие без письменного разрешения купеческого старосты. Несколько сообщников Картуша были схвачены, в частности под пытками погиб известнейший разбойник Ла Магдалена, однако полиции никак не удавалось ничего выведать о Картуше кроме того, что он был предводителем шайки. Дело в том, что Картуш предпринимал особые меры предосторожности и без жалости уничтожал сообщников, если начинал их подозревать в излишней болтливости. Так, при ограблении почтовой коляски он сначала велел бывшему с ним офицеру застрелить слугу, которому не доверял, а после ограбления, ускакав в безопасное место, застрелил и офицера, чтобы не делить награбленное. На личном счету Картуша было немало дерзких ограблений. Обладая солидной суммой в четыре тысячи луидоров, он решил ее удвоить и отправился к одному из банкиров, вручил ему эти деньги и попросил взамен вексель на лионский
Не менее дерзким было ограбление богатого игумена, которому Картуш предложил купить роскошную мебель. В назначенный час игумен подъехал к названному особняку, где его встретили лакеи и учтиво попросили подняться наверх. Игумен поднялся на второй этаж, затем — на третий. Наконец, оказавшись на пятом этаже, недоумевающий игумен вошел в пустую комнату, где увидел двоих человек в масках и с кинжалами в руках. Игумен попятился, но сзади оказались еще двое. Они набросились на него, вытащили у него четыре тысячи ливров и, привязав за талию веревку, спустили его из окна пятого этажа так быстро, что игумен переломал руки и ноги.
Паника, поднявшаяся в Париже после этих ограблений, была так велика, что министр военных и иностранных дел Ле Блан вынужден был объявить, что за поимку Картуша будет выплачено вознаграждение в две тысячи ливров.
Награда была очень велика, и многим хотелось получить ее. Поэтому полиции наконец стал известен адрес дома на реке Сене, где обычно ночевал Картуш. Туда был послан воинский отряд, причем делалось все это в страшной тайне, так что ни один из шпионов Картуша ничего не смог ему сообщить. Сам Картуш узнал, что его логовище обнаружено, только тогда, когда, услышав подозрительный шум, выглянул в окно и увидел, что дом окружен солдатами. Решив отбиваться до последнего, Картуш запер двери, завалил их мебелью и начал заряжать пистолеты, которые постоянно носил при себе. Всего их было три пары, причем один шестизарядный.
Картуш открыл пальбу из окна, стрелял он очень метко и многих солдат ранил. Только когда у него кончился порох, караульным удалось взломать дверь и ворваться в дом, причем в азарте они не оставили никого на улице. Этим воспользовался Картуш. Скинув платье, он пролез через трубу на крышу, перескочил на соседскую крышу и так — через пять домов, где спустился на другую улицу.
Хозяин дома, ничего не знавший об осаде, был очень удивлен, увидев голого перемазанного человека. Однако Картуш объяснил ему, что спасается от кредиторов. Хозяин пожалел его и дал свое старое платье. Переодевшись, Картуш не спеша вернулся к своему дому и, став в толпе зевак, интересовался, кого это собираются арестовать.
— Прямо-таки авантюрный роман, — засмеялся Красовский. — Хоть фильм снимай!
— Поэтому Картуш и попал в фильм про Анжелику! — в тон ему ответил Василий.
— Через некоторое время полиции стало известно, — продолжал невозмутимо Митя, — что Картуш скрывался теперь у своей любовницы. Туда полицейские нагрянули глухой ночью. Но, пока они обыскивали передние комнаты, Картуш успел уйти в заднюю, потайную комнату, там спокойно оделся, зарядил пистолеты и спустился вниз, где стояли два пристава, принявшие его за своего. На вопрос, пойман ли Картуш, он невозмутимо ответил, что нет, поскольку находится здесь, и, не дожидаясь, пока караульные опомнятся, выстрелил одновременно из двух пистолетов и, уложив обоих, скрылся в ночи. В другой раз ему удалось скрыться от полиции, поменявшись в последний момент кафтаном со своим приятелем. Полицейские, зная, что Картуш одет в синий кафтан, схватили сообщника, а Картуш в красном кафтане спокойно прошел мимо них. Переодевание стоило приятелю виселицы, но Картуша такие мелочи трогали мало.
Однако кольцо вокруг Картуша сжималось все плотнее, и тогда на совете шайки, где собрались все его ближайшие соратники, было решено, что Картушу необходимо на время скрыться из Парижа. Были специально распущены слухи, будто он теперь служит у герцога лотарингского поваром. Другие утверждали, что он уехал с любовницей в Англию, третьи, что Картуш живет в Голландии.
На самом деле он поселился в городе Бар на Сене под именем Бургуньона, вернувшегося к родным из Америки. Дело в том, что, оказавшись в этом городе, он случайно узнал, что одна вдова ждет не дождется своего сына, убежавшего из дома еще мальчишкой в поисках приключений в Америку. Исподволь выведав все подробности, Картуш явился к вдове как блудный сын. Вдова, родственники и знакомые поверили в это, и Картуш получил «легальную» крышу над головой. Но, прожив полгода честным человеком, Картуш затосковал по прежней жизни. За это время в Париже страхи поутихли, трое ближайших приспешников Картуша были схвачены и казнены. К счастью, даже они не знали, где он скрывается, иначе кто-нибудь из них наверняка проговорился бы под пытками.
В конце концов Картушу надоело прятаться под личиной скромного мещанина, и он вернулся в Париж, где тут же поползли слухи, будто его многочисленная шайка в одну ночь собирается напасть на все богатые дома и даже убить короля. Полиция вновь начала яростные поиски, но Картуш предпринял свои меры предосторожности. Отныне он ни разу не ночевал дважды в одном месте и о его передвижениях знали только самые приближенные, причем Картуш безжалостно расправлялся с теми, кого начинал подозревать в измене. Так, один гвардеец, находившийся в шайке, влюбился в швею и под ее влиянием решил бросить воровство. Картуш узнал об этом и, испугавшись, что гвардеец предаст его, вызвал молодого человека на свидание, где приказал убить его, а чтоб не узнали убитого, голову ему отрубили и все лицо иссекли ножами.
Однако вскоре Картуш был все-таки схвачен. Виновником стал некий дворянин де Шателе, один из его ближайших соратников. Хозяйка, где он снимал комнаты, обратила внимание, что де Шателе не ночует дома именно в те ночи, когда происходят страшные убийства или ограбления, причем однажды, когда он явился утром, хозяйка увидела на его галстуке следы крови. Она поделилась своими подозрениями со знакомым подполковником лейб-гвардии Пакоме, который арестовал де Шателе и под угрозами страшных пыток заставил его выдать адрес очередной явки Картуша. В сопровождении солдат он подошел к одному трактиру в Куртилье и спросил: «Тут ли четыре дамы?» Эти слова были пропуском, и солдаты беспрепятственно поднялись в гостевые комнаты. Три телохранителя Картуша уже одевались и были немедленно схвачены. Чтобы Картуш, находившийся еще в спальне, не открыл стрельбу, офицер крикнул: «Ах, какое несчастье! Картуш опять ушел!» Тот, поверив в обман, завернувшись в простыню, залез под кровать в уверенности, что отсидится в безопасности. Но офицеру это только и надо было: солдаты ворвались в спальню и схватили Картуша, не дав ему возможности взять пистолеты, висевшие на спинке кровати. Так, в одной простыне, его и доставили к министру Ле Блану, отправившему знаменитого преступника в тюрьму. О радостном событии сообщили королю, и вечером весь двор смотрел комедию, посвященную поимке Картуша.
Члены его шайки в панике стали разбегаться из Парижа, но Картуш держался стойко на допросах, все отрицал. В камере он находился в наручниках, причем одна рука была прикована впереди, другая — сзади. Пользуясь металлическими наручниками, Картуш простукал стены и, обнаружив в одном месте пустоту, начал рукой, прикованной за спиной, незаметно проделывать отверстие. Когда оно стало настолько большим, что можно было пролезть, Картуш предложил арестанту, сидевшему с ним в камере, немедленно бежать. Они спустились вниз и оказались в трубе, по которой нечистоты спускались в Сену. Однако в темноте они перепутали направление и, вместо того чтобы выйти к берегу реки, вышли в какой-то сарай, находившийся рядом с тюрьмой. Они начали взламывать замок на двери и, вероятно, скоро бы были на свободе, если бы не бдительность маленькой собачки, услышавшей шум и поднявшей отчаянный лай. На лай прибежала девочка, хозяйка собачки, которая начала кричать. У Картуша, закоренелого убийцы, не хватило духа, чтобы убить девочку и скрыться. В какие-то секунды его замешательства появилась стража, которая вновь схватила Картуша и препроводила в другую камеру, находившуюся в башне Монтгомери, где его приковали к большой цепи, прикрепленной к полу и потолку, так обмотав его, что он уже не мог пошевелиться.
Тем временем начались массовые аресты его сообщников. Однако Картуш на допросах никого не узнавал и отпирался от своего имени, хотя ему и сделали очную ставку с братьями. Даже находясь в таком отчаянном положении, Картуш распевал во все горло непристойные песни, вел учтивые беседы со знатными дамами, которые приходили на него посмотреть, позировал гравировальщикам, изготовлявшим его портреты. Когда Картуш понял, что полностью изобличен, он попытался по кончить с собой: сначала разбить голову об стену, г когда ему сделали дополнительный ошейник, чтобы он не мог шевелить головой, то принял яд, принесенный кем-то из доброхотов. Однако лекарю удалось его спасти с тем, чтобы отдать в руки палачу. Картуш выдержал самые изощренные пытки и не выдал никого и друзей, помня о данной всеми ими клятве спасти его Наступил день казни, Картуша привезли на Гревскую площадь, окруженную конными и пешими караульными Картуш внимательно оглядел толпу в надежде заметить друзей, готовых прийти на выручку, но никого не было, все его боевые соратники струсили и предали предводителя. Картуш пришел в ярость и потребовал, чтобы его отвезли в ратушу для дачи показаний. Он подробнейшим образом рассказал о своих злодеяниях и где искать его сообщников. Когда же все члены шайки были арестованы и предстали перед судом, Картуш им сказал: «Не прогневайтесь на меня господа, когда я скажу судьям, что вы за люди и какие безбожные производили злодейства. Я претерпевал жесточайшую пытку, несмотря ж на то, не хотел, если можно будет, вам изменить, ни о чем не хотел объявлять. Однако ж духовник мой приказал мне именем божьим во всем, что я знаю, признаться. Я оное сделаю, паче ж с большим правом для того, что вы данного мне слова не сдержали, к тому ж и обещания с опасностью своей жизни освободить не исполнили!»