За давностью лет
Шрифт:
Сыскной приказ помещался в Китай-городе, под горою, возле церкви Василия Блаженного, там, где прежде был Разбойный приказ. При здании имелось несколько острогов для колодников, а пыточные инструменты, цепи, кандалы, мастерские топоры (палач тогда назывался заплечных дел мастером) достались приказу по наследству от бывшего Преображенского приказа. О масштабе деятельности приказа можно судить по цифрам: в тысяча семьсот тридцать первом году, например, подверглись пыткам тысяча сто пятьдесят один человек, казнено сорок семь человек, сослано в Сибирь — пятьдесят четыре, в Тару — сто один, в Охотск — пятьдесят пять человек, умерло пятьдесят восемь, освобождено тысяча двести шестьдесят человек,
Существовавшие в приказе порядки, точнее, беспорядки дело- и судопроизводства, возможность подвергать пытке за всякий оговор и по любому маловажному проступку создали этому учреждению страшную славу в народе.
И именно сюда пришел Каин двадцать седьмого декабря тысяча семьсот сорок первого года, чтобы предложить свои услуги. Он утром встал у крыльца и, дождавшись приезда князя Крапоткина, первоприсутствовавшего в Сыскном приказе, подал ему заранее подготовленную записку с просьбой принять и выслушать. Князь сунул записку в карман и тут же забыл о ней, решив, что имеет дело с обычным челобитчиком. Напрасно Иван простоял целый день на крыльце, ожидая приглашения.
Вечером, когда кончилось присутствие и чиновники стали разъезжаться по домам, Каин узнал у людей князя Крапоткина, где тот живет, и через несколько дней явился к нему домой. Встретивший его адъютант князя, все выслушав, велел выставить его со двора. Огорченный Ванька зашел в кабак, выпил хорошую мерку вина для храбрости и снова пошел к князю. В сенях он наткнулся на того же адъютанта, который начал кричать на Ваньку сильнее прежнего. Однако тот, на этот раз не растерявшись, заявил, что он вовсе не челобитчик, а пришел к князю донести о важном деле. Адъютант доложил о настойчивом посетителе князю, который велел немедленно пригласить Каина.
«Ваше сиятельство, — сказал Каин, — я тот человек, что третьего дня подал вам у приказа записку. А короче, вашему сиятельству осмеливаюсь доложить, что я вор и разбойник, приношу в том истинное признание, и еще знаю много воров и разбойников не только в Москве, но и в других городах, и если прежнее мое преступление милостиво будет прощено и дастся мне хорошая команда, то я множество оных могу переловить».
Князь приказал поднести Каину рюмку водки, надеть на него солдатский плащ и отослать за караулом в Сыскной приказ с таким приказанием, чтоб в будущую ночь послать с ним для поимки по указанию его воров и разбойников пристойную команду.
Секретари и подьячие приказа встретили Ваньку Каина радушно. Его предложение было как нельзя кстати. За десять лет существования Сыскной приказ постоянно заботился о приобретении выгодного для себя влияния над мошенниками и ворами, но сделать этого не удавалось потому, что многое находилось в руках полиции: она ловила воров и мошенников, она захватывала поличное, она отыскивала украденное имущество. Сыскному приказу доставалась «голь» или закоренелые преступники, которые не боялись ни пытки, ни Сибири. За год до прихода Каина приказ даже жаловался Сенату, что полиция не ограничивается поимкой воров, но производит сама следствие, возвращает нередко поличное и пойманных освобождает. Жалоба не дала никаких результатов. Каково же было торжество чиновников Сыскного приказа при появлении Ваньки Каина: у них будет свой сыщик, — значит, будет и изрядный доход.
Подьячие помогли Каину составить челобитную на высочайшее имя, в которой говорилось:
«В начале как всемогущему богу, так и вашему императорскому величеству повинную я сим о себе доношением приношу, что я забыл страх божий и смертный час и впал в немалое прегрешение. Будучи на Москве и в прочих городах во многих прошедших годах, мошенничествовал денно и нощно; будучи в церквах и в разных местах, у господ и у приказных людей, у купцов и всякого звания у людей из карманов деньги, платки всякие, кошельки, часы, ножи и прочее вынимал.
А ныне я от оных непорядочных своих поступков, запомятов страх божий и смертный час, и уничтожил, и желаю запретить ныне и впредь как мне, так и товарищам моим, которые со мною в тех погрешениях обще были, а кто именно товарищи и какого звания и чина люди, того я не знаю, а именно их объявляю при сем в реестре.
По сему моему всемирному пред богом и вашим императорским величеством покаянию от того прегрешения престал, а товарищи мои, которых имена значат ниже сего в реестре, не только что мошенничают и из карманов деньги и прочее вынимают, но уже я уведомлял, что и вяще воруют и ездят по улицам и по разным местам, всяких чинов людей грабят и платье и прочее снимают, которых я желаю нынче искоренить, дабы в Москве оные мои товарищи вышеписаных продерзостей не чинили, а я — какого чина человек и товарищи мои и где и за нем в подушном окладе не писаны, о том всяк покажет о себе сам.
И дабы высочайшим вашего императорского величества указом повелено было сие мое дополнение в Сыскном приказе принять, а для сыску и поимки означенных моих товарищей по реестру дать конвой сколько надлежит, дабы оные мои товарищи впредь как господам офицерам и приказным и купцам, так и всякого чина людям продерзостей и грабежа не чинили, а паче всего опасен я, чтоб от оных моих товарищей не учинилось смертоубийства, и в том бы мне от того паче noнастрадать».
— Классический стиль крючкотворов осьмнадцатого столетия, — усмехнулся Максим Иванович. — Не сразу и до смысла доберешься через эти «паче», «оных» и «дабы». Кстати, Андрей, ведь текст челобитной Каина не приводится ни в его автобиографии, ни в романе Матвея Комарова. Откуда он у тебя?
— Игорь удружил. Так оказать, подкинул с барского стола, — весело ответил Красовский. — Он ведь добрался до фондов Сыскного приказа, вот и снял копию этого документа. Кстати, он обещал нас познакомить с рядом любопытных материалов, а сам опаздывает.
— Он не опаздывает, — ответил Макеям Иванович. — У него сегодня предварительная защита диплома на кафедре.
— О, тогда молчу. Причина сверхуважительная, — сказал Андрей. — Только добавлю несколько сухих цифр к красочному рассказу нашего Василия о приключениях Каина. На допросе он показал, что для мошенничества бывал на Макарьевской ярмарке четыре раза, в Троице-Сергиевой лавре — пять раз, в Дмитрове — два раза и по одному разу — в Кашине, Устюжнне, Гороховце, Вязниках, Нижнем Новгороде и Владимире. Ворованные вещи продавал в городах и по дорогам. Вместе с тем он твердо заявил, что «на разбоях нигде не бывал и убийств не чинивал». В упомянутом выше реестре Иван Каин назвал тридцать два имени бывших товарищей, в том числе и своего друга Петра Камчатку.
С наступлением ночи Ивану Каину дали четырнадцать солдат и подьячего Петра Донского. Начались массовые аресты. Каин вел солдат уверенно по знакомым адресам, зная, что в эту пору многие разбойники приезжают в Москву для покупки оружия и боеприпасов. Вот список арестованных в эту ночь, который сообщает Матвей Комаров:
«1) близ Москворецких ворот, в Заряды, в доме у протопопа, взяли вора Якова Зуева с товарищи двадцать человек.
2) в Зарядье же, в доме ружейного мастера, поймали воров Николая Пиву с товарищи пятнадцать человек.