За други своя. Добровольцы
Шрифт:
— Да! Именно так!
Решал три или шесть задач одновременно, мне до него далеко. Но вот он вернулся:
— Спрашиваешь про воинов? А я им сделал подарок, в обмен на пару рабочих рук.
— Как это?
— Видишь ли, лишняя пара рук никогда не помешает. И предложил им: парни, я могу переправить одиннадцать из вас по домам. А двенадцатый пусть послужит у меня лето или чуть дольше. Я даю вам старенький катер, с возвратом. Ваш товарищ развезёт и вернётся к нам, обижать не будем.
— Так они улетели?
— Пока решают, кто останется со мной.
— То есть, трудный выбор, когда все хотят домой?
— Наоборот. Четверо готовы остаться на службе. Насторожило число. Мне с четвёркой обычно не везёт.
— Троих возьми. Три пары рук, — подала голос лада.
Командир всплеснул руками:
— Вот и скажи! Что бы мы делали без женщин?.. Сороковой! Ступай к воинам и сообщи мою волю: я готов взять на службу троих, пусть тащат жребий.
Полосатый исчез, я для себя обозначил: у робота тоже есть имя. Лада выложила на пальцах «40», умница моя, отныне она тоже будет обращаться по имени. И только на миг я представил себе картинку, как в тихом уголке собрались воины и спорят, кому оставаться на борту, у командира Уймистера. Про имя и суть «охотника» каждый узнает позже, в своё время.
— Так что мы решили с парнями, которых полковник приговорил к смерти? — Моя женщина умело вернула нас к главному вопросу.
— Придётся спасать. Для этого — надо осмотреться, что за крепость такая, где входы и выходы.
Ну, с этим оказалось проще. Сам план условен и примитивен, он годится лишь для тех, кто хочет потрясти мышцой. Я догадывался, что в армии противника тоже существуют силовые дисциплины, достаточно было оценить вид наёмников. Крепкие тела видны и невооружённым глазом. Тогда и гражданские куда-то собираются, качают мышцы. И соревнования, видимо, устраивают, назначают победителей.
На мониторе крепость Разма-Зея выглядела бронированным шаром, с единственным входом для желающих рискнуть. А дальше — тоннель, до выхода на арену, которая от зрителей защищена сплошной клетью. Купол из железных прутьев, до которого не допрыгнешь.
— И в чём заключается соревнование? — я повернулся к командиру.
— Кто выживет в драке, они должны вскарабкаться по канату под купол. Зрители осыплют монетами победителя.
— Но ты говоришь, разные условия.
— Когда обещают большие деньги, то специальная команда, с купола, мечет камни. Увернулся, одолел соперников и первым коснулся купола — больше ни один камень не прилетит. Получи имя новое и деньги, возвращайся на корабль победителем.
— А погибшие?
— Тела убирают сразу. За день может пройти десяток поединков и сражений «стенка на стенку». Команда делится надвое и рубится, до полного изнеможения.
— Это дикость дикая, кто только додумался до такого?
— Деньги. Проигравшие их не видят, выигравший очень быстро растратит.
Мы думали. Мы искали способы спасения парней, которые хотели бы пожить ещё, не ведая, что им приготовил полковник.
— Кто занимает места зрителей?
— Кто делает ставки, имеет удовольствие от вида крови и мяса. У нас таких средств не бывает. — Уймистер перелистывал блокнот, искал что-то конкретное.
— И предупредить не получится?
Уймистер крутнул головой:
— И что ты им скажешь? Вас полковник решил убить, не выходите из тоннеля. Они набросятся на тебя, с кулаками. — Командир нашёл, что искал, заложил страницу пальцем. — Больно много хлопот получается, я бы лично не стал заниматься.
— Так на тебе и вины нет.
— А если это их судьба?
— Если бы не пересеклись в той крепости, себя я бы ни в чём не винил.
— Понятно! — командир откинул ненужные страницы, установил палец на строке. — В очень похожей ситуации однажды и я оказался, без силы что-то изменить. Погибли знакомые ребята, кто мне помогал не раз. И я стоял в тоннеле, провожал в последний путь их тела.
Мы с ладой переглянулись. Вот так пишется история. Сначала нас хорошенько ткнут носами в изощрённую несправедливость, защищённую законами и судьями, потом ставят перед выбором: на поклон системе пойдёшь сам либо пополнишь ряды её противников. На тебя могут неожиданно открыть охоту, стоит разок засветиться. Системе нужны спокойствие и порядок, как и лёгкая уверенность в том, что утром солнце взойдёт снова.
— Что скажешь? — вопрос командира повис в воздухе.
Ничего путного в голову не приходило. Десяток поединков на сутки. Зрители тоже не могут сидеть часами и ждать.
Лада сосредоточилась на Пузырёше, следила за появлением новых рисунков и сочетаниями красок. Может, её вдруг озарит?
— На поединок отпускается пятьдесят пять минут. — Она задала направление мыслям.
— И что из того?
— Через пятьдесят пять минут арену должны освободить для следующей команды.
— Продолжай, — предложил командир.
Я очень хотел, чтобы у неё получилось.
— Нам с Пузырёшей надо оказаться в тоннеле раньше, чем туда запустят группу.
Уймистер ударил кулаком по блокноту, выплёвывая слова: «Это невозможно! Даже не думайте!»
БероГора позволила остыть первым углям, брошенным в топку разговора.
— Твоя мама не верила в возможность существования Пузырёши. Она и имени даже не слыхала, иначе — призадумалась бы.
— Тут я согласен, не будем городить препятствий. Говоришь, в тоннель… Есть у меня знакомый, коли жив до сих пор. Надо прокатиться. Кто со мной? — Уймистер как уставился на БероГору, так она и не смогла отказать, кивнула. На радостях, командир обратился ко мне: — За старшего остаёшься. И только не злись на Сорокового. Вернусь — надо кое-что поменять.
Стоило им уйти на шлюпке, полосатый вышел на меня, как караулил возможность.
— С некоторым опозданием, тороплюсь поздравить. Рад приветствовать на борту «охотника» нового члена экипажа. Ура! А теперь к главному. Только не подумай, будто я караулю случай, когда ты остаёшься в одиночестве. Это пустяки. Тут разговор посерьёзней. Бывал я на борту «Б-2403», бывал, пообщался и с капитаном, и с ЖелоТроном, историком вашим. Так вот, меня просили передать — ну, не сразу, в минуту передышки, скажем так. И очень просили не сообщать, чьи слова я сейчас передам. Из рук в руки… Нет, как-то иначе, но опустим мелочи. Итак, я недавно понял, как сильно вы… ты интересуешься историей старой Земли. Чтобы раскрутить весь клубок фальшивок и ложных свидетельств, нужно принять две вещи (про третью я поведаю в следующую встречу). Кладбища придумали попы. Попов придумали евреи. Они же придумали христианство. И точка! В эту схему укладываются все события, которые мы смело называем порабощением коренного населения. При Петре палками выбивали отказ хозяев от родовых земель, в пользу создаваемого Петром государства. Потом захватчики взялись за распространение эпидемий, но колокола на ведических храмах прекрасно защищали местность. И началось: Пётр приказал снять колокола, попы и армия взялись за снос древних храмов, на их местах возводили христианские. Восстания против картофеля, против спаивания, против поборов церковью прихожан — всё выливалось в кровопролития. Любая война, с разницей в пятьдесят лет, (плюс-минус) — всегда с одним итогом: осталось двадцать процентов мужчин — войну можно завершать.