За его спиной
Шрифт:
В домике Бродяга быстро оборудовал более-менее жилое пространство, заставил тормозящую Лялю прилечь, а сам сел у окна на пол и попытался выдохнуть.
Луна, выглянувшая из-за туч, светила прямо на лицо спящей девчонки, и Бродяга , вместо того, чтоб продумывать дальнейшие свои действия, разговор с друзьями, а также вероятности того, что Хазар пошлет его к чертям после таких финтов ушами: исчезновения без малейших контактных данных, долгого самостоятельного плавания и затем появления с ворохом проблем за спиной, сидел и тупо пялился на спокойное лицо кошечки.
Луна ей льстила,
Красивая девочка, надо же, какая красивая… Куколка фарфоровая… Прикасаться страшно… А он, Бродяга, мало того, что прикасался, так еще и целовал… И тискал, забыв о том, что такому зверю, как он, даже смотреть в ее сторону нельзя… И чуть было не… Как она смотрелась в его дворницкой, на его кровати! С рассыпанными по покрывалу волосами, безумием в глазах, с зацелованными, измятыми губами…
Сидеть стало неудобно, и Бродяга поерзал немного, досадуя на себя, дурака, старого дурака, по сравнению с ней, нежной и маленькой… Ему тридцать три в этом году! А ей восемнадцать! При некоторых раскладах она могла бы быть его дочерью! Учитывая, что Бродяга не особенно разборчив был всегда в отношениях, а с девчонками начал гулять… Да даже и не вспомнить, в каком возрасте. Но рано, очень рано…
Они с Казом выделялись всегда, а уж тень Хазара за плечами придавала им, безбашенным придуркам, особенного шика. Девки писались кипятком и запрыгивали с разбегу. В такой ситуации только дурак девственником помрет…
И вот сейчас весь его опыт, все его годы встали за спиной и свидетельствовали явно против даже помыслов неправильных в сторону этой девочки.
Не нужен ей такой прожженный, верченый всех переделках, битый жизнью бирюк… Ей молодой парнишка нужен, такой же наивный и восторженный, как она сама… Чтоб все чисто, чтоб первая любовь, там, первые поцелуи, рассвет, закат и прочее дерьмо… То самое, которого у него, Бродяги, никогда не было… Не для таких, как он, романтика… И он сам не для такой, как эта девочка…
То, что случилось в дворницкой, просто помрачение, глупость… Конечно, это не значило, что Бродяга оставит Лялю без помощи, нет! Но больше смотреть на нее в таком ракурсе нельзя. Опасно очень. Засмотрится, задумается, и потом раз — и Ляля уже под ним, смотрит испуганно и умоляюще, крикнуть боится, и губы у нее влажные, такие готовые для него…
Черт! Задумался все же!
Бродяга сжал кулаки, вжимая ногти в ладонь, чтоб хоть немного отрезвить себя, дурака бешеного.
Он знал, что с ним такое происходит: откат , помноженный на уже распробованную сладость, от которой так сложно отказаться… И зверь внутри нашептывает: “А почему ты должен отказываться? Она же явно не против была… А если и против, то не сказала про это… В конце концов, ты ее спас, подставился ради нее, опять в перспективе на зону загреметь… Можно же за все хлопоты хоть какой-то небольшой бонус? Почему нет? Просто подойти сейчас к дивану, встать на колени перед девчонкой, положить ладонь на губы, запечатывая намертво, чтоб не вздумала крикнуть, и просто взять ее… Что она сможет сделать? Да ничего! И, судя по реакции в дворницкой, делать ничего не будет… И, может, ей понравится даже… А ты свою награду заслуженную получишь… Не тормози, дурак!”
Бродяга вынужден был откинуться назад и, стиснув зубы, пару раз долбануть затылком о ветхую деревянную стену домика, изгоняя внутреннего зверя, которому так легко, так сладко было дать свободу… А потом ощущать себя дерьмом, тварью, воспользовавшейся ситуацией… Ляля не будет сопротивляться, да, он уже это понял… Не тот характер, не боец она по натуре, нежная и слабая кошечка с мягкими коготками…
Обидеть такую нежность… Это какой тварью надо быть? Такой, как он.
Бродяга думал об этом всем, думал, приводил доводы разума в ответ на примитивные плотские желания зверя, и даже сумел его победить… Вроде…
Но тут Ляля сначала заметалась на диване, застонала так низко, так влекуще, что в глазах помутилось от мгновенно хлынувшего в голову возбуждения.
Бродяга, замерев, смотрел на нее, выгибающуюся на диване, прикусывающую губы, бессильно сжимающую кулачки… И горел самой бешеной, самой жуткой похотью, о которой и не подозревал даже до сих пор, что способен на такое!
А затем Ляля вскинулась на диване, уставилась на него ярким, совершенно безумным зовущим взглядом…
И Бродяга не смог его проигнорировать…
И, задавая вопрос про согреть, на самом деле, думал, что она испугается, отвернется… И даст ему шанс остаться человеком в своих глазах.
Но Ляля, изумленно распахнув ресницы, прикусила губу и… кивнула. Соглашаясь. И тем самым бросая Бродягу в дикую пропасть, из которой выбраться было не суждено. Им обоим.
Глава 24
Бродяга неожиданно оказался рядом, я буквально только моргнуть успела… Мгновение всего: он у окна, сидит и смотрит на меня этим безумным, обжигающим взглядом, а потом раз — и уже возле дивана, и руки, тяжелые такие, как надо тяжелые, на плечах.
Я задохнулась, немея от происходящего, раскрыла рот, чтоб сказать, что… Что сказать? Что не хочу? Так ведь это неправда… Что…
— Боюсь… — каким образом это признание вырвалось, сама не поняла. И так жалобно получилось, так по-детски…
Бродяга замер, по-прежнему держа руки на моих плечах и глядя тяжело и темно в глаза, и я тут же испугалась, что он сейчас остановится, отпустит меня! Поймет… Неправильно поймет! Или правильно? Как понять себя? Как понять, чего хочется?
Определенно, чтоб он был рядом… Это — самое главное!
И я потянулась к Бродяге, сама, пытаясь удержать, показать, что не то имела в виду, что…
Плечи у него невероятно широкие, такие большие, не обхватывались! Руки беспомощно скользнули на грудь, упираясь в каменные мышцы, а Бродяга, проследив за моим нелепым движением, тихо проронил:
— Не бойся…
И мягко токнул меня обратно на диван.
Я упала на спину практически с облегчением, отдавая полностью бразды правления ему, такому сильному, такому опытному… Он знал, что делать. Всегда знал, в любой ситуации. Оставалось надеяться, что и сейчас тоже знает…