За его спиной
Шрифт:
Жесткие, грубые движения Хазара, властность и голод, сквозившие в них. Беспомощность и покорность Ани, ее хрупкость, особенно на контрасте с самим Хазаром…
Ох, это было на редкость пугающее зрелище и в то же время очень интимное.
Я покраснела, прижала обе ладони к щекам, стыдясь, словно подсмотрела, как они любовью занимаются…
А затем, спохватившись, побежала искать своего Бродягу.
Он нашелся там же, в гостиной, в компании Каза.
Черноволосый улыбчивый друг моего Бродяги смешливо стрельнул взглядом по моему красному лицу:
— Ну, я пошел, хорошей ночи,
— Иди давай… — прогудел довольно Бродяга, протягивая мне ладонь. И я тут же воспользовалась этим приглашением, падая рядом с ним на диван и пряча лицо у него под мышкой.
Каз сказал что-то еще, но я не расслышала, занятая поисками защиты у своего Бродяги.
— Ну все-все, он ушел, котенок, — улыбнулся Бродяга, извлекая меня у себя из-под бока, — ты чего так испугалась? Дрожишь? Или… Напугал кто-то?
Последнее он произнес тихо и так пугающе спокойно, что у меня все внутри помертвело.
Я тут же замотала головой, уверяя, что все в порядке, просто увидела Хазара…
— А… — расслабился Бродяга, — ну тогда понятно. Хазар и крепких парней пугает до уср… Кхм… Ладно… А где ты с ним столкнулась?
— Он… — я сделала паузу, думая, стоит ли говорить, в итоге решила все же рассказать, — он к Ане шел…
Бродяга неожиданно нахмурился и, отвернувшись в сторону, выругался.
— Что такое? — не поняла я.
— Котенок, от Ани держись подальше, — сказал Бродяга глухо, — Хазар… Он сам себе хозяин, конечно, но… Блин, вот что вы с нами делаете, а?
— Что случилось-то?
— Аня… — Бродяга немного помедлил, словно слова подбирая, — короче, Шишок сдал своего крота… И это Аня. Она связана с московскими, и на флешке, что она притащила, липа…
— Но… — я удивленно смотрела на него, пытаясь уложить в голове новую информацию, как-то ее соотнести с Аней. И не соотносилось никак. — Но как Хазар…
— Это не важно, котенок, — на лице Бродяги внезапно прорисовались жесткие морщины у глаз, он перехватил меня за подбородок, заставляя смотреть на себя, и сказал с нажимом, — к Ане не подходить, поняла? Вообще. Никак.
— Но ведь Хазар сам сейчас к ней… — попыталась возразить я, — если он знает, то зачем?..
— Затем, что мы, котенок, дураками рядом с вами становимся… Но Хазар сам себе хозяин. Он разберется.
— Но это же… неправильно… — все еще старалась я донести до Бродяги, насколько противоречиво то, что сейчас видела, и то, что узнала, но он положил жесткую ладонь мне на губы, закрывая тему раз и навсегда:
— Все, я сказал. Ты меня услышала?
Мне ничего не оставалось, только кивнуть.
После этого я помогла Бродяге подняться, и мы потихоньку пошли в гостевую, которую я облюбовала.
Бродяга, утомленный практически сутками без сна, ранениями и диким напряжением, вскоре уснул, а я все никак не могла сомкнуть глаз, почему-то вспоминая сцену, подсмотренную недавно, и жутко переживая за Аню.
И в то же время прекрасно понимая, что не смогу ослушаться Бродягу.
Ужасное состояние, когда сердцем понимаешь, что что-то неправильно, а сделать ничего нельзя…
Глава 42
—
Но Ванька, в очередной раз показав, что гены — это вам не просто так, рисунки на бумаге, а очень даже серьезно, резанул по Бродяге исподлобья невыносимо хазаровским взглядом и, отвернувшись, молча пошел по коридору к своей комнате.
Бродяга поизучал его худую длинненькую фигурку в неизменных черной футболке и обтрепанных шортах, которые, как он точно знал, Ванька не соглашался менять ни на какую другую одежду. Как появился месяц назад в этом доме, в нищенском прикиде и с мелкой блондинистой нянькой под мышкой, так и остался после всего произошедшего в своем шмотье. Сам его в стиралку закидывал, сам контролировал, чтоб не утащили и, не дай бог, не поменяли на что-то попрезентабельнее. В первые дни прислуга, да и Серый тоже, пытались его переодеть. Поимели голодовку и лютый холод. Хазар приказал не трогать парня, и сам не лез с разговорами.
А Ванька полностью отгородился от отца.
Не хотел смотреть на него, не принимал никаких подарков, даже кроссы самые простые выкинул за дверь комнаты. И говорить с ним тоже не желал. Ни с кем не разговаривал, вообще. Только с Серым парой слов перекидывался в день, и все…
Гены, мать их… Не сотрешь, не нарисуешь заново…
Бродяга перевел взгляд на Хазара, с нечитаемым выражением на небритой физиономии смотрящим в том же направлении, на удаляющегося сына.
В глазах Хазара в этот момент было что-то настолько жуткое и в то же время беззащитно-болезненное, что Бродяге невыносимо захотелось просто хлопнуть старого друга по плечу и сказать что-то дико банальное, но от этого не менее нужное и значимое. Например, что это не навсегда, что дети — они такие, помнят-помнят, а потом раз — и забывают, и что прорвемся… Да много чего хотелось сказать, но тут Хазар перевел взгляд на Бродягу, и все слова застряли в глотке.
Бродяга торопливо отвернулся, буквально ловя себя за руку, чтоб не перекреститься. От греха. И подумал, что надо что-то делать с этим хазаровским взглядом, и без того вокруг в последний месяц безвоздушное пространство образовалось, люди подходить боятся.
Это у Бродяги, которого, кроме Ляли, больше так никто и никогда не назовет, да и не надо, и безбашенного Каза, привычных к нраву Тагира с детства, выработался иммунитет… Да и он лагает периодически, словно сервер перегорает и дымится.
А уж других парней вообще с дороги сносит к чертям, когда начальство по коридору офиса идет.
Хазар молча кивнул Бродяге на кабинет, где в последнее время предпочитал говорить о делах, и первым пошел вперед.
Бродяга еще раз глянул на уже выходящего из дома во внутренний дворик, к бассейну, Ваньку, заметил, как скользнул следом за ним Серый, в последнее время поменявший квалификацию из секретаря Хазара на няньку для его сына, вздохнул и пошел следом за хозяином дома.
По пути он тапнул на экран телефона, выводя нужную таблицу, по которой сейчас будет разговаривать с Хазаром, освежил в памяти данные.