За фасадом империи. Краткий курс отечественной мифологии
Шрифт:
После месяца мая следует месяц июнь. И в нем не обошлось без пулеметов. В той же Туле советские власти выслали «вооруженные отряды с пулеметами и броневиками» для подавления рабочей стачки.
Работать на «народную» власть рабочие совершенно не желали! И это не моя выдумка. И не выдумка врагов советской власти, проклятых белогвардейцев и прочих наймитов капитала. Это сказал, выступая на I съезде Совнархоза в мае 1918 года, видный революционер Алексей Гастев: «По существу, мы сейчас имеем дело с громадным, миллионным саботажем. Мне смешно, когда говорят о буржуазном саботаже, когда на испуганного буржуа
Выше я вкратце упомянул подавление большевиками только массовых выступлений и только рабочих, не касаясь ежедневного «бытового» террора, сопровождавшегося грабежами населения и геноцидом целых социальных слоев. Так называемые большевистские «чрезвычайки», превратившиеся тогда в «человеческие скотобойни», внушали народу страх и ненависть к новой власти, которая поставила бессудные казни без вины на поток. Это сейчас геноцида в приличном обществе стыдятся. А тогда большевики им хвастались. Вот какие инструкции давал своим подчиненным крупный чекист М. Лацис:
«Мы не ведем войны против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против Советов. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, — к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом — смысл и сущность красного террора».
Чуяли большевики, что не понравится народу их власть. Поэтому, едва придя к власти, сразу стали строить не заводы и фабрики, а концлагеря. Даже начавшаяся война им в этом не мешала. Через два года после октябрьского путча в России уже было два десятка концентрационных лагерей, в которых находилось 16 тысяч заключенных. Строительство идет нарастающими темпами, и ровно через год лагерей уже 86, в них заключено 59 тысяч человек. Это немного. Но только потому, что большевикам больше нравится казнить, а не сажать: убивать проще: закопал — и никаких хлопот.
В одной только Одессе, едва придя к власти, коммунисты всего за несколько месяцев расстреляли и перевешали 25 тысяч человек, в Севастополе — 29 тысяч. Иван Грозный устроил массовую бойню только в Новгороде. Большевики — по всей стране…
Удивительно ли после этого, что в армии Колчака дрался с большевиками Рабочий стрелковый корпус численностью 150 тысяч человек? Это были уральские и ижевские рабочие, на своей шкуре испытавшие и чекистскую избирательную мясорубку, и совсем неизбирательные массовые расстрелы рабочих.
Ладно, с рабочими ясно. А что с крестьянами? Большевики обещали им землю. Свободу не обещали, свобода у крестьян уже была аж три поколения. Поэтому обещать свободу большевики не могли, а вот отнять могли. И отняли. А взамен свободы дали расстрелы, грабежи и голод.
В чем же была проблема с селом? Проблема с селом была ключевой! Именно проблема деревни помогает понять весь кафкианский абсурд той античеловеческой власти, которая воцарилась в октябре 1917-го. Почему-то на это мало кто обращает внимание, а стоило бы.
Вот смотрите. Крестьяне пашут. Все последние годы перед революцией производительность их труда растет, а земля постепенно переходит
Потому что они не хотели покупать у крестьян хлеб. Большевистская власть — власть изначально преступная; власть, которая возвела грабеж и отъем ценностей граждан в свою идеологическую базу. Есть два пути для одного человека взять у другого нужное — купить или отнять. Больше никаких путей человечество не изобрело. Капитализм — это когда «купить», то есть осуществить обмен на взаимовыгодной основе. Социализм — это «отнять». Первый способ основан на добровольном согласии. Второй — на принуждении силой. Первый способ взаимовыгоден обеим сторонам. Второй — только одной стороне, отнимающей. Именно поэтому политическая система социализма неизбежно выстраивается как тоталитарная. Именно отсюда лагеря и репрессии. Система, основанная на принуждении, не может иметь другого политического облика.
Красные на это отвечают: крестьяне отказываются продавать хлеб! А новой власти не на что его купить. Заводы стояли, промтовары, на которые деревня могла бы теоретически обменять еду, не производились. Разруха, Гражданская война, а города надо было кормить, бла-бла-бла…
Да, разруха. Да, Гражданская война. Но зачем вы ввергли страну в пучину Гражданской войны своим переворотом? Почему нельзя было созвать Учредительное собрание и выбрать власть, пусть не большевистскую, а коалиционную — с эсэрами и прочими — и обойтись без войны с собственным народом и, соответственно, без разрухи?
Отрекся царь; Временное правительство собирает «учредиловку», а Учредительное собрание решает дальнейшую судьбу страны и определяет структуру ее власти. Зачем нужен был большевистский путч и насильственный захват власти, ввергший страну в войну? Зачем было расстреливать рабочих?.. Это первое.
Второе. Слова о том, что городу нечего было предложить крестьянству в обмен на жратву, — правда. А вот слова о том, что у правительства не было денег, — ложь. У большевиков золото было. То самое царское золото, на которое они за границей закупали оборудование и проводили индустриализацию страны. Более того! Они не только золото вывозили за границу, но и зерно, силком отнятое у крестьян. Вывозили в обмен на станки.
Возразят: но ведь отсталой России действительно была нужна индустрия! Отвечу: а чем вас не устраивала царская индустрия? Перед войной и революцией Россия развивалась, то есть индустриализировалась, сумасшедшими темпами. Ее промышленная сила сравнялась с сельскохозяйственной. Еще десять-двадцать лет, и страна прошла бы путь естественной урбанизации, который прошли все развитые европейские страны. Вы хотите индустриализации? Просто продолжайте ее! Но нет! Эти сначала все разрушили «до основанья, а затем» начали индустриализацию по новой. Начали милитаристскую индустриализацию.