За фасадом империи. Краткий курс отечественной мифологии
Шрифт:
Тракторами содрали травяной покров. А дерн, кстати, в степных условиях предохраняет почвы от ветровой эрозии, которая губит землю. В результате на бумаге посевные площади выросли, а по факту земель, пригодных для сева зерновых, стало меньше. Когда тут было овцеводческое хозяйство, оно выходило на рентабельность. А когда стали сеять зерно, совхоз «Советская Сибирь» начал приносить ежегодные убытки на сумму до 400 тысяч рублей, то есть собирают тут урожая меньше, чем сеют. Но разве партию интересует экономическая эффективность? Партию деньги не интересуют, о каких деньгах может идти речь, нам люди важнее! Народ надо накормить! Ни перед какими затратами не остановимся ради святой цели!
Но убыток — не самое страшное. Ибо малый урожай — малая беда. А вот большой урожай — большая беда. Потому что до половины урожая в
Представьте себе кубанский, украинский или молдавский колхоз, производящий яблоки. Огромный сад, заваленный яблоками. Они лежат на земле и гниют. Они никому не нужны. Ближайшие перерабатывающие заводы забиты, на дальние не отправить — нет тары, грузовиков и бензина. Яблоки сгниют. А колхоз получит премию за перевыполнение плана. Та же «Литературка», которой позволялось ограниченно критиковать советскую действительность, пишет:
«В одной моей бригаде, — жалуется бригадир колхоза имени Мичурина (кстати, Герой соцтруда), — в прошлом году пропало свыше тысячи тонн овощей… 70 тонн сладкого перца «гогошары» так и сгнили в кучах на поле. Никто не хотел их принимать.
В Слободзейском районе положение лучше, чем в других, — там сильнее перерабатывающая промышленность, поэтому гибнет на полях всего лишь 20 % урожая, то есть 40 тысяч тонн. Что же в остальных? Консервные заводы не имеют никаких резервов мощности, так что стоит в период уборки выйти из строя хотя бы одной линии, и все улицы Тирасполя оказываются забитыми грузовиками, истекающими томатным соком. Тем не менее колхозников заставляют, как и всюду, бороться за повышение урожайности, газеты пишут о замечательных починах: добиться урожая 700 центнеров помидоров с гектара, 135 центнеров фруктов. Тут же, рядом с кучами гниющих на поле плодов и овощей, устраиваются собрания по принятию социалистических обязательств — собрать на будущий год еще больше! Сейчас вся Молдавия производит около 800 тысяч тонн овощей, и эту цифру собираются удвоить…
Однажды председатель колхоза, у которого пропадал урожай яблок, решился на преступление: купил тарную дощечку на колхозные деньги у жулика-снабженца. Из дощечки наготовили ящиков; урожай спасли, но дело раскрылось, и председатель попал за решетку».
Для коммунистической партии лучше пусть урожай сгниет, чем какой-то человек получит прибыль…
Люди моего возраста еще помнят, как совграждан насильно (в СССР это иронически называлось «в добровольно-принудительном порядке») заставляли работать на овощебазах — снимали с основной работы ученых и инженеров, врачей и преподавателей и по распоряжению парткома гнали на овощные базы перебирать гниль. Помните? А форму одежды помните? Перчатки, сапоги… Без сапог там никак, поскольку ходить приходилось порой по щиколотку в овощной гнили. Я ходил перебирать советскую гниль, будучи студентом, потом — будучи инженером. Год за годом, год за годом… А потом советская власть внезапно кончилась. А вместе с ней исчезли овощебазы, принудительный труд и гнилая картошка в крафтовых пакетах на прилавках магазина «Овощи-фрукты». Как по волшебству. И теперь пирамидальные кучи гнилой картошки и капусты я вижу только во сне.
О том же самом вспоминает в своей книге Ефимов. Видимо, это архетип, знаковое воспоминание каждого советского интеллигента:
«Теплый апрельский денек. Мы входим в ворота большого московского овощехранилища, расположенного где-то за Беговой улицей. С утра всем сотрудникам института выдали резиновые сапоги, и с первых же минут работы мы понимаем, насколько они здесь необходимы. Ноги просто тонут в гнилом картофельном месиве. Мы работаем в безнадежном бункере — отсюда уже ничего спасти не удастся. Нужно просто выгрести прогнивший картофель, пока он еще не растекается сквозь проволочную лопату, и освободить место для нового урожая. Рядом, говорят, положение чуть получше. Там отобрали несколько ящиков для магазинов. Картошка мелкая, с гнильцой, но и за ней будет очередь».
В последнее время, в эпоху кризиса, я часто, в том числе и по ТВ, слышу странные разглагольствования о том, что «общество, основанное на получении прибыли, порочно», что оно подошло к своему «логическому концу» и «существовать более не может». Поэтому нам (человечеству) необходима «смена парадигмы» — нужна социальная система, которая основана на иных приоритетах — на общественном интересе, например. Но такое общество у нас уже было! Общество, основанное на «других приоритетах», а не на прибыли. Не на личном интересе. Общество без хозяина.
Когда нет хозяина, всем наплевать на все. В том числе на урожай, о котором мы сейчас говорим. Советская пресса каждый год писала об одном и том же, просто примеры год от года были разные:
«Из Одесской области в Москву соленые огурцы отправили в гнилых бочках. Рассол вытек, огурцы испортились…»
«Работники Ростовской оптово-плодоовощной базы грузили капусту, наполняя вагон под самую крышу. В пути, как того и надо было ожидать, нижний слой оказался раздавлен, а верхний сгнил. Следующую партию грузили по правилам, на высоту 1,3 метра, но в вагоны, в которых до этого перевозили минеральные удобрения…»
«Из Смоленска в Ленкорань летят панические телеграммы: «Капусту не заказывали, просим срочно распорядиться грузом». Но Ленкорань не отвечает, а в Смоленской области, где и своей капусты полно, кооператоры сдают прикаспийскую капусту на корм скоту…»
А в это время в магазинах народ давится за капустой.
«Директор завода, отправлявший зимой минеральную воду в неутепленных вагонах, так что заказчик получал одни осколки замерзших и взорвавшихся бутылок, не имеет даже выговора…»
«128 вагонов картошки выслали из Костромы в Астрахань за 1800 км. Они простояли после долгого пути на запасных путях еще 15 суток, после чего оказались заполненными одной гнилью…»
Зачем перевозить за тысячи километров то, что можно купить гораздо ближе? Но в СССР денег никто не считает, потому что денег там не существует. Разве безнал, который нельзя обналичить и направить на иные цели, — это деньги? Это учетная фикция. Как и вся советская экономика, которой на самом деле не существовало. Экономика — второе имя рынка. Нет рынка — нет экономики. Вместо экономики в СССР был муляж, недействующий макет. Дергаемая за веревочки марионетка. Зомби. Название этого экономического муляжа — «народное хозяйство». И вместо денег тоже были муляжи.
Ни экономики, ни денег. В такой абсурдной системе возможно все — пересылать дефицитную скоропортящуюся еду в теплых вагонах на тысячи километров. И при этом испытывать постоянный дефицит подвижного состава. Опять-таки читаем советские газетные вырезки, любовно собранные исследователем абсурда Ефимовым:
«Министерство путей сообщения СССР выполняет план подачи вагонов лесозаготовительным хозяйствам не более чем на 50 %. Древесина, так нужная во всех районах страны, лежит на складах, портится, превращается в дрова. Что толку из того, что тысячи людей рубят ангарский и енисейский лес, сплавляют, выгружают на берег, если он здесь годами гниет?.. Территория складов на лесоперевалочных базах загружена нескончаемыми рядами штабелей из посеревших от времени бревен… В европейской части страны положение не лучше, чем в Сибири. Западнее Урала значительная часть древесины — лиственные породы, дорогое фанерное и лыжное сырье. Долго хранить ее нельзя. Пролежав год-другой, березовые кряжи трескаются, украшаются плесенью и грибками… В погрузочных пунктах Союза скопилось свыше 20 миллионов кубометров лесоматериалов. И в то же время Министерства лесной и деревообрабатывающей промышленности СССР в первом полугодии заплатили десятки миллионов рублей штрафов за то, что не поставили потребителям древесину»
«Заводы-изготовители, понимая важность Экибастузского комплекса, шлют сюда все необходимое по графику. Десятки тысяч тонн ценного оборудования уже прибыли на электростанцию: его сваливают из вагонов у железнодорожной насыпи»
«В Карельской АССР Ругозерским леспромхозом в 1967 году было закуплено дорогостоящее оборудование, которое не использовалось до 1973 года, а затем было списано в металлолом как пришедшее в негодность»