За голубым порогом
Шрифт:
Мы порядком устали за весь этот долгий день. Шли молча, почти не глядя по сторонам. Напрасно Александр Георгиевич пытался привлечь наше внимание к особо интересным растениям. Мы смотрели на них равнодушными глазами и шагали дальше.
На повороте, где тропинка спускалась в небольшую ложбину, раздался треск ветвей — и из-за куста жимолости выскочила рыжая косуля. Она кинулась в глубину леса быстрыми короткими прыжками, перемахивая через бурелом и невысокие кусты, мелькнула раза два в зарослях ольхи и исчезла. Директор повернулся к нам, торжествуя.
— Ну, что скажете? Есть крупные звери у нас в заповеднике?
— Мы ни разу не видели кабанов и медведей, — сказала Эмма, — а косули действительно встречаются часто.
— До конца вашей практики сможете встретить и медведя, и кабанов, — улыбнулся Александр Георгиевич. — Вам, вероятно, тоже не приходилось видеть кабана вне зоопарка, — добавил он, обращаясь к нам.
— В этом году в Астраханском заповеднике мы видели кабанов совсем близко, метрах в пяти от нашей лодки, — ответил Николай. — Мы плыли бесшумно, отталкиваясь шестом, по узкому и извилистому ерику. Берега там низкие, заросшие высоченным камышом и ивой. За поворотом вдруг видим — у самой воды стоит штук восемь полосатых кабанят. Они нас сразу заметили, но не проявили ни малейшего страха. Кабаниха рылась в груде сухого камыша и не подозревала о нашем присутствии, пока не щелкнул затвор фотоаппарата. Тогда из зарослей появилось длинное рыло с подслеповатыми глазками. Кабаниха как-то ухнула, и вся семейка мгновенно исчезла в камышах.
— Это вам здорово повезло, — сказал Александр Георгиевич с некоторой завистью. — Вероятно, ветер был с их стороны, и кабаниха вас не почуяла. Когда у них поросята, кабаны очень осторожны.
Домой мы добрались уже в темноте. Два с лишним десятка километров по тайге давали себя знать. Ныли ноги, в голове стоял смутный гул, в котором слышался и напев реки, и шум леса. Засыпая, я все еще шла по зарослям. Перед закрытыми глазами мелькали ветви, листья папоротника и чуть заметная тропинка в высокой траве.
* * *
Машина, покачиваясь, как судно, плыла по узкой дороге среди высоких трав. Они шелестели о кузов и крылья, касались колес венчиками цветков. Заросли ивы на низких берегах многочисленных ручьев и речушек отмечали извилистый путь потоков от подножия сопок к морю. Это луга заповедника.
Директор стоял, придерживаясь за крышу кабины. Встречный ветер трепал ему волосы. Всем остальным, находившимся в машине, он строго-настрого приказал сидеть на скамейках и держаться покрепче, чтобы случайный толчок не выкинул кого-нибудь из нас за борт. Машина, кренясь то в одну, то в другую сторону, завывая мотором, ныряла в невидимые под травой ухабы или подскакивала так, что мы невольно щелкали зубами, рискуя откусить себе язык. Впрочем, опьяненные солнцем и ветром, мы забывали об этой опасности и болтали напропалую, осыпая Александра Георгиевича градом вопросов, указывая друг другу то на красавца ужа с коралловой шеей, то на мелькнувшего в траве грызуна.
Николай и Зина с тоской провожали глазами пролетающих бабочек и жуков. Александр Георгиевич обещал нам скорый привал у кордона, где, по его словам, нашим энтомологам предстояла богатая охота. Здесь, над лугами, где сильный ветер гнал волны по озеру трав, бабочек было немного.
Мелкая, но широкая речка с галечным дном догнала дорогу и поглотила ее. Машина, разогнавшись с пригорка, смаху влетела в воду и, как по мостовой, покатила по твердому руслу, вымощенному мелкими камнями. Два крыла сверкающих на солнце брызг поднялись по сторонам машины. Иногда мы выезжали на отмель, иногда объезжали глубокие бочаги, до краев налитые прозрачной, быстро бегущей водой. Стайки рыбешек кидались из-под колес, спасаясь от громыхающего чудовища. На крутом повороте русла шофер дал предупреждающий гудок, — будто мы ехали по обычному шоссе с оживленным движением. Но за кустами ив расстилались только пустынные луга. Громадная черно-белая птица медленно парила у самой земли, почти касаясь травы широко распростертыми крыльями. Она не обратила на нас ни малейшего внимания и, когда мы, застучав в крышу кабины, остановили машину и нацелились фотоаппаратами, птица неторопливо проплыла мимо нас, внимательно оглядывая расстилающиеся под ней травяные джунгли в поисках грызунов.
То был чернопегий лунь, обычная птица этого района. Чернопегие луни приносят большую пользу, уничтожая в громадных количествах полевок и полевых мышей, кобылок И крупных жуков. Сарыч и чернопегий лунь, пустельга и маленький амурский кобчик вправе рассчитывать на защиту и охрану их человеком. Они деятельно охотятся на вредных грызунов и насекомых, охраняя наши луга и посевы. Но, к сожалению, некоторые из охотников, которых мы встречали, не знали, что, убивая этих полезных птиц, они приносят вред самим себе.
Помню, в одну из экспедиций мы увидели двух таких «знатоков природы», которые, сбив пустельгу, подкрадывались ко второй и были уверены, что совершают нужное и полезное дело, убивая хищную птицу. С их точки зрения, любой хищник был вреден и подлежал уничтожению. Не знаю, убедило ли их то, что, не поленившись, Николай вскрыл убитую ими пустельгу и показал содержимое ее желудка. Там были остатки полевых мышей и саранчи.
Чернопегих луней было много над заповедными лугами. Они были очень хороши, эти крупные птицы, то медленно взмахивающие крыльями, то плывущие в парящем полете, блестя на солнце пестрым оперением.
Река повернула направо. Машина выехала на низкий берег и сразу сбавила ход, осторожно пробираясь по заросшей травой луговой дороге.
Не знаю, как описать великолепие лугов Дальнего Востока в пору их цветения.
Те цветы, которые привычно видеть чинно сидящими на клумбах поодаль друг от друга, чтобы каждый из них мог покрасоваться перед зрителем, здесь, на Дальнем Востоке, цвели так яростно, так обильно, как никогда, кажется, не цветут они в изнеживающей атмосфере тщательного ухода.
Расталкивая стебли трав, к солнцу тянулись, пылая в его лучах, как языки пламени, красные, оранжевые, лимонно-желтые крупные лилии и огненные цветки дремы с вырезными лепестками. Ирисы, бледно-лиловые, темно-синие и пурпурные, как бы сделанные из фиолетово-красного бархата, развертывали языкастые цветки под охраной острых зеленых клинков-листьев, собранных в узкие пучки. Пионы поднимали вверх розовые и темно-красные венчики величиной с чашку и тугие шарики бутонов. Оранжевые купавки, похожие на маленькие розы из червонного золота, стояли на высоких стеблях, возвышаясь над травами. Мелкие лиловые цветки орхидей были собраны в длинное соцветие, похожее на початок рогоза. У другой орхидеи необыкновенно нежные розовые цветки гирляндой обвивались вокруг мясистого стебля. Сиреневая валерьяна и розово-белые раковые шейки, лиловые хвосты вероники и кремовый василистник, белые с крапинками колокольчики и голубая герань, пушица, чина и мышиный горошек — столько же их было здесь этих диких цветов, соперничающих в яркости окраски и пышности цветения!
Иногда среди травы появлялись приземистые кусты шиповника, алеющие крупными цветами. Эти дикие розы своим размером, окраской и ароматом могут посрамить многие садовые сорта, носящие звучные названия.
В глубокой низине нам преградил путь мутный поток с болотистыми берегами и илистым, вязким дном. Машина, ринулась в темную воду. По течению поплыли клубы потревоженного ила. Вода поднималась все выше. Казалось, вот-вот заглохнет мотор. Радиатор взрезал воду, как нос судна. И когда, осыпая нас комками жидкого ила и брызгами воды, машина выбралась на берег, все весело и облегченно зашумели.