За горизонт

Zlobniy

Сам процесс снятия швов не занял много времени. Милый друг доктора принес флакон спирта (откуда знаю, что спирта, да по запаху). И подобие женского косметического набора. Не знаю, может у пластических хирургов орудия труда такие, но сомневаюсь.

Док протер спиртом руки, ножнички, пинцет и за десять минут избавил меня от шовного материала. В паре мест было откровенно больно, но в целом, очень аккуратно сработано, даже кровь нигде не выступила.

С детьми док провозился дольше. Пришлось посадить их на колени, чтобы не ерзали. Закончив со швами, Энрике, поцокал языком,

рассматривая проделанную работу, и принялся педантично протирать руки и инструмент спиртом.

– Гельмут, что с меня по деньгам?
– немец перебросился парой фраз с Энрике.

– Считай это жестом доброй воли. Или инвестицией доктора Энрике в будущее. Мир Новой Земли большой, но иногда в нем бывает тесно.

И вот что после такого думать о подобных людях? Всю сознательную жизнь один анатомический аспект особенностей их совокупления тотально перевешивал все, что о них могло быть сказано хорошего. Но, будем судить о людях не по тому, что о них говорят, а строго по тому, что они делают. Начнись у ребят воспаления от не снятых вовремя швов, как бы оно повернулось в местном климате, и у кого в ногах пришлось бы валяться, что бы спасти их?

Пожалуй, с пидарасами это я погорячился. Пусть будут геи, заслужили.

Пять месяцев спустя, доктор Энрике придет к мысли, в этот день он сделал самый важный инвестиционный вклад в новом мире. Но это будет уже совсем другая история.

База Ордена.

40 число, 8 месяц, 16 год. Ночь-Утро.

Влажная, приторно-теплая духота новоземельной ночи заполнила крохотный мирок номера запахами гниющих водорослей и звуками сошедших с ума ночных тварей. Мелким хоть бы хны, сопят как два паровоза, а вот нам с Мухой неуютно.

Мухе по причине несоответствия климата начинающему отрастать к зиме густому подшерстку, там - целую вечность назад, вот-вот должна начаться зима.

Мне из-за беспорядочно мечущихся в голове мыслей. Завтра последний день в уютном и спокойном мирке Орденской базы. Потом хочешь, не хочешь, а придется выезжать в мир. Где рано или поздно столкнёшься с теми, кто оставляет отметины на броне орденских вышек и против кого выстроены фортификации Орденской базы. Да и других, не столь откровенно отмороженных, но от того не менее мутных граждан будет в переизбытке.

А что у меня в активе против подобного контингента? Исключительно я сам, четыре ствола и подросший щенок кавказкой овчарки. Как-то не в мою пользу расклад получается. И в прикупе к раскладу, единственная на сегодня точка опоры и маяк, до которого еще добраться надо, - Вольф.

Немец сказал, его брату нужны толковые люди. Соврал? Нет? Или люди нужны, но я не подойду по каким-то критериям?

Я бы еще долго изводил себя терзаниями о дне грядущем, но по коридору в номер напротив прошлепали постояльцы. А спустя пару минут, сквозь неплотно подогнанные двери, в мой номер стали проникать донельзя раздражающие звуки. Как будто, качки в спортзале с большими весами работают. Вот только, нет тут спортзала, и качков не наблюдалось, и ритм для качков явно великоват.

Хороший доктор человек, душевный можно сказать, но всё-таки

пидарас.

Как ни странно, вся эта противоестественная возня помогает уснуть. Сперва, правда, пришлось перебраться на балкончик на раскатанное там лоскутное одеяло. Стрекот и визиг ночных обитателей нового мира напрочь заглушил звуки возни в соседнем номере.

Утро полно неприятных сюрпризов. Мухе за ночь стало совсем худо. Сил доплестись с нами на завтрак у нее еще хватило, а вот жрать она решительно отказывается. Нос на ощупь сухой и горячий, дыхание очень тяжелое, как будто псина всю ночь бежала на износ.

И поделать с этим ничего нельзя.

С трудом собрав в кучу свои познания немецкого, удается узнать у Марты, что негритянский коновал, изображающий местного доктора, собаку смотреть не будет. Он вообще не доктор, а санитар. Местного доктора перевели на новую базу, а замены ему пока не прислали.

Немного успокаивает тот факт, что вроде как это нормально и должно скоро пройти. Опять же если я правильно перевел сказанное Мартой.

Доктор Энрике добавляет остроты в и без того не лучшее начало дня. Добавляет вполне тривиально, мимоходом протягивая руку. И вот чего его неуклонно тянет занять соседний столик?

Сухую крепкую ладонь я пожимаю. Надеюсь, педантичный доктор хорошо вымыл руки после вчерашней ночи. Однако моя секундная заминка с ответным рукопожатием не остается незамеченной.

Хорошо, что я уже закончил с завтраком. К еде я теперь категорически не притронусь, пока не отскребу руки с мылом. Что поделать, мое детство проходило не в толерантных Европах, а в рабочих кварталах провинциального советского городишки. И толерантность в нас воспитывали к кому угодно, но только не к подобным гражданам.

– Знаешь Гюнтер, все-таки ваша старушка Европа заповедник непуганых идиотов.

– Was? Почему ты так решил?

– Ты видишь тут хоть одну машину из России?

– Найн.

– Это потому, что мои соотечественники прибывают сюда на нормальных транспортных средствах. Спорим, скоро тут будет на одну "Феррари" больше?

– Если бы вы, русские, строили нормальные дороги, русских машин тут было бы не меньше, чем европейских.

– Гюнтер, в Росси нет дорог. Есть только направления. Ты уже в курсе, папа рассказывал? Все, молчу-молчу. Давай выбирать, зачем пришли. И это, я бы тут поковырялся, на предмет полезного в хозяйстве.

Мы с немцем стоим на въезде на местную автосвалку. Объективно не только авто, но и прочего хлама. Однако автомобильная тематика превалирует.

Зажатая с трех сторон невысокими насыпными валами, отсыпанная мелким щебнем площадка на две трети заполнена различным автохламом, родной стихией которого был исключительно асфальт. Не наш российский - щербатый, покрытый шрамами трещин летом, заполненными грязной водой выбоинами весной и метровыми сугробами зимой. А гладкий, ровный, провоцирующий загнать стрелку спидометра за 200 км/час европейский. За спиной остались металлические обтянутые сеткой ворота, три стоящих рядом морских контейнера, придавленные сверху цивильного вида бытовкой.