За горным туманом (др. перевод)

Монинг Карен Мари

Когда они приехали прошлой ночью, Хок подхватил её на свои руки и, перепрыгивая через три ступеньки за раз, пронёс свою залившуюся румянцем от смущения жену мимо удивленных слуг. Он приказал доставить в спальню Лэрда бадью с горячей водой, и они искупались в ванне с ароматным, чувственным маслом, которое осталось на их телах. Он занимался с ней любовью жёстко и властно на ложе из брошенных перед камином покрывал, и их пропитанные ароматной смесью тела скользили плавно, с изысканным трением.

Руки мужчины предъявляли права на Эдриен и ставили на ней клеймо. Они покоряли, приводили в восторг, и совершенно поглотили ее. Она охотно отбросила

все сознательные мысли, став животным, чтобы спариваться со своим диким чёрным жеребцом. Когда он нёс её на кровать, она проводила руками по его телу, его лицу, полная приятных воспоминаний, запоминая каждую линию и изгиб и сохраняя эти воспоминания с помощью своих рук.

Но так или иначе в промежутке между великолепными занятиями любовью и сном между любовниками возникло безмолвие. Оно лежало в их постели как брошенная незнакомцем перчатка. И она чувствовала, как эта перчатка сжалась в кулак тишины, и заблудилась в страхах, которые не могла контролировать.

В отчаянии она сплела пальцы Хока со своими. Возможно, если она будет достаточно крепко его держать и её снова перебросит в будущее, то она сможет забрать его с собой…

Она провела много томительных часов, притворяясь, что спит. Боясь заснуть.

И сейчас, когда он выскользнул из постели, она почувствовала вновь вернувшийся страх.

Но она немогла держать его руку каждую минуту каждого дня!

Она молча перекатилась на бок, выглянув из одеял, и замерла в восхищении.

Он стоял у сводчатого окна, откинув назад голову, словно прислушивался к звукам наступающего утра и узнавал тайны из криков проснувшихся чаек. Его руки лежали на каменном выступе окна, и последние лучи лунного света ласкали его тело, покрывая его расплавленным серебром. Его глаза были тёмными, полными теней озёрами, когда он смотрел на рассвет. Его суровый профиль мог быть высечен из того же камня, из которого был построен Далкит-на-море.

Она закрыла глаза, когда он потянулся за килтом.

Тишина сжала её сердце, обхватив его своими пальцами, когда он покинул Павлинью комнату.

* * *

Хок стоял в дверном пролёте на втором этаже, с потемневшими от гнева глазами. От гнева на свою беспомощность.

Было ошибкой привезти ее обратно в Далкит. Большой ошибкой. Он знал это. Даже воздух в Далките казался напряжённым, словно кто-то расплескал ламповое масло по всему замку, и сейчас лежал, выжидая, готовый бросить зажжённую свечу и, отступив назад, наблюдать как их жизни будут поглощены надвигающимся адским пламенем. Он не сомневался — Далкит не был для неё безопасным местом.

Но она исчезала и в Устере тоже.

Тогда они просто должны уехать ещё дальше. В Китай, например. Или в Африку. По крайней мере, убраться к дьяволу из Шотландии.

К черту все это! Его место было в Далките. Их место.

Далкит-на-море был всей его жизнью. Он столько вынес для того, чтобы для него настало это время. Возвращаться домой. Видеть их сыновей, играющих на обрыве скалы. Видеть их дочерей, бегающих в саду, шлёпающих маленькими ножками по мху и вымощенным дорожкам. Тёплым днём купать детей в прозрачном голубом озере. Благоухающей летней ночью соблазнять свою жену в фонтане под пологом мерцающих звёзд.

Он заслужил то, чтобы провести остаток своих лет, прогуливаясь с Эдриен среди этих холмов и долин, наблюдать за морем и постоянной сменой времён года на этой земле, построить дом, наполненный любовью, воспоминаниями и приключениями. Он заслужил

каждую часть всего этого — и, чёрт побери — он был эгоистом! Он хотел всю мечту целиком. «Тебе следовало держаться подальше, Хок, и ты это знаешь. Что заставило тебя подумать, что ты сможешь сражаться с тем, что не можешь даже назвать?» Он крепко зажмурил глаза и колебался в темноте. Отказаться от Далкита ради неё? Он наклонил голову вперед, поникнув под тяжестью сокрушительных решений. Он вздохнул, чтобы потушить горящие кострами мечты, и этот вздох дрожью отозвался во всем его теле. Да. Он женится на ней в Самайн. Потом он увезет её так далеко отсюда, как это потребуется. В напряжённой тишине он уже начал прощаться. Прощание займёт некоторое время, так как существовало много вещей, с которыми ему надо было попрощаться в Далките-на-море.

Рискнуть остаться там, где какие-то силы могли управлять его женой? Это явно невозможно.

«Мы не можем остаться», — сказал он безмолвно ждущей комнате — той комнате, с которой ему наиболее важно было попрощаться. Его детская. — «Бежать — это единственная разумная вещь, которую можно сделать в этом случае. Это единственно верный способ обезопасить её».

Он потёр глаза и прислонился плечом к дверному косяку, пытаясь усмирить эмоции, бушующие в нём. Он был пленён, невероятным образом привязан к девушке, невинно спящей в его постели. Эта ночь, разделённая с ней, была всем, что он когда-либо мечтал однажды познать. Возникла невероятная близость, когда он занимался любовью с женщиной, чью каждую мысль он мог читать, как открытую книгу. Это были не просто занятия любовью — сегодня ночью, когда их тела сливались воедино в страсти, он чувствовал такую завершённую близость, что это выбивало его из колеи. Это, а не что-то другое, сместило и опрокинуло все его приоритеты, установив новую, идеальную позицию. Она стояла на первом месте.

Хок стиснул челюсти и он тихо выругался. Его глаза с любовью блуждали по колыбелькам, вырезанным игрушкам, мягким одеяльцам и высоким окнам, открытым бархатному рассвету. Он мог подарить ей ребёнка — чёрт, она могла уже носить его. А кто-то или что-то может вырвать её и ребёнка прямо из его рук и его жизни. Это уничтожит его.

Далкит будет процветать и без него; из Адриана получится прекрасный Лэрд. Лидия вызовет его домой из Франции. Илисс составит компанию матери, а Адриан женится и принесёт детей в эту детскую.

Он не испытает сожалений. Он сможет завести детей с Эдриен в фермерском домике и станет таким же счастливым.

Хок постоял ещё немного, пока проблеск улыбки не появился на губах.

Он закрыл дверь за своей давней мечтой с тихой улыбкой и с тем почтением, полностью понять которое может только влюблённый человек. Вообще-то комната никогда не была его мечтой.

Его мечтой была она.

* * *

— Хок! — Нижняя губа Лидии дрожала в невысказанном протесте. Она отвернулась, чтобы посмотреть на запутанное сплетение роз.

— Это должно быть сделано, мама. Это единственный путь, когда я могу быть уверен, что она в безопасности.

Лидия заняла руки заботливым отрыванием засохших листьев и подрезкой своих роз, как делала это уже тридцать лет.

— Но уехать! Этой ночью!

— Мы не можем рисковать и остаться, мама. И у меня нет другого выбора, который я могу сделать.

— Но еще даже Адриана здесь нет, — запротестовала она. — Ты не можешь отказаться от титула, когда нет никого, чтобы заявить права на него!