За городом. Вокруг красной лампы (сборник)
Шрифт:
– Здравствуйте, доктор! Милости просим.
– Попробуйте-ка моих, – сказал адмирал, протягивая ему свою сигарочницу. – Они недурны. Я привез их с берега Москитов. Я было хотел подать вам сигнал, но вам там, на лужайке, кажется, было очень весело.
– Миссис Уэстмакот очень умная женщина, – сказал доктор, закуривая сигару. – Да, кстати, вы сейчас упомянули о береге Москитов. Что, когда вы там были, вы не видали Hyla?
– Такого названия нет в списке, – отвечал самым решительным тоном моряк. – Есть «Hydra» – это корабль с башнями для защиты гавани, но он всегда остается в Англии.
Доктор расхохотался.
– Мы с вами живем в двух совершенно различных мирах, – сказал он. – Hyla – это маленькая зеленая древесная лягушка, и Биль вывел свои заключения о протоплазме на основании того вида, какой имеют ее нервные клеточки. Я очень интересуюсь этим.
– Мало ли всякого рода гадины было там в лесах. Когда я исполнял речную службу, то ночью это все равно, что дежурить в машинном отделении. От этого свиста, кваканья и трещанья ни за что не уснешь. Господи боже мой! Что же это за женщина! Она в три прыжка промахнула всю лужайку. В старое время ей быть бы капитаном на фор-марсе.
– Это замечательная женщина.
– Полоумная!
– Очень рассудительная в некоторых вещах, – заметила миссис Гей-Денвер.
– Послушайте! – воскликнул адмирал, ткнув указательным пальцем доктора. – Помяните мое слово, Уокер, если мы не примем своих мер, то по милости женщины, с ее проповедями, у нас будет бунт. Вот моя жена уже разлюбила меня, то же самое будет и с вашими дочерями. Нам нужно действовать общими силами, дружище, а иначе – прощай, дисциплина!
– Конечно, она держится крайних взглядов, – сказал доктор, – но в главном я с ней согласен.
– Браво, доктор! – воскликнула хозяйка дома.
– Как, вы изменяете вашему полу? Да мы будем судить вас полевым судом, как дезертира.
– Она совершенно права. Много ли таких профессий, которые открыты для женщин? Круг их деятельности слишком ограничен. Те женщины, которые работают из-за куска хлеба – жалкие создания: они бедны, не солидарны между собой, робки и принимают, как милостыню, то, что должны бы требовать по праву. Вот почему женский вопрос не предлагают с большею настойчивостью обществу; если бы крик об удовлетворении их требований был так же громок, как велика их обида, то он раздался бы по всему свету и заглушил собою все другие крики. Это ничего не значит, что мы вежливы с богатыми женщинами, которые отличаются изяществом и которым и без этого легко живется на свете. Это только форма, общепринятая манера. Но если мы действительно вежливы, то мы должны наклониться для того, чтобы поднять борющихся за существование женщин, когда они действительно нуждаются в нашей помощи, когда для них вопрос жизни и смерти, получат они эту помощь или нет. А потом эти разглагольствования, что женщине несвойственно заниматься высшими профессиями. Женщине свойственно умирать с голоду, но несвойственно пользоваться умом, которым одарил ее Бог. Неужели это не чудовищная притязательность с нашей стороны?
Адмирал засмеялся.
– Вы похожи на фотографа, Уокер, – сказал он, – все это было напето вам в уши, а теперь вы повторяете это по порядку. Все, что вы говорите, ведет прямо к бунту, потому что у мужчины есть свои обязанности, а у женщины свои, но они не похожи одни на другие, потому что у мужчины и у женщины – натура не одинаковая. Надо ждать того, что скоро у нас какая-нибудь женщина поднимет свой флаг на флагманском корабле и будет командовать Ламаншской эскадрой.
– Но ведь у нас царствует женщина, которая управляет всем народом, – заметила его жена, – и все согласны в том, что она правит лучше мужчин.
Адмиралу был нанесен чувствительный удар.
– Ну, это совсем другое дело, – сказал он.
– Вы должны прийти на их ближайшее собрание. Я буду на нем председательствовать, – я это обещал миссис Уэстмакот. Однако становится холодно – моим девочкам пора идти домой. Доброй ночи! Завтра я зайду за вами после завтрака, и мы пойдем вместе гулять, адмирал.
Старый моряк посмотрел вслед своему приятелю и подмигнул.
– Сколько ему лет, мать?
– Должно быть, около пятидесяти.
– А миссис Уэстмакот который год?
– Я слышала, что ей сорок три.
Адмирал потер руки и весь затрясся от смеха.
– На этих днях мы увидим, что три и два равняются одному, – сказал он. – Я буду биться с тобой об заклад на новую шляпу, мать.
Глава IV
Тайна сестры
– Скажите мне, пожалуйста, мисс Уокер, – вы все знаете, – какая самая лучшая профессия для молодого человека двадцати шести лет, который мало учился и не особенно понятлив от природы?
Слова эти были сказаны Чарльзом Уэстмакотом в тот же самый летний вечер, о котором была речь раньше, на лужайке для тенниса, хотя уже наступили сумерки и игра прекратилась.
Молодая девушка, подняв кверху глаза, посмотрела на него: его слова показались ей смешными и удивили ее.
– Это вы говорите о себе?
– Вы угадали.
– Что же я могу сказать вам на это?
– Мне не с кем посоветоваться. Я думаю, что вы мне посоветуете лучше, чем кто-либо другой. Я дорожу вашим мнением.
– Это для меня очень лестно.
Тут она опять посмотрела на его серьезное лицо, по которому было видно, что он ждет от нее ответа, – лицо с глазами саксов и падающими вниз белокурыми усами, – она подумала, не шутит ли он. Напротив, он с величайшим вниманием ждал, что она скажет в ответ.
– Это зависит, знаете ли, главным образом от того, что вы можете делать. Я не настолько вас знаю, чтобы сказать, какие у вас таланты.
Они шли медленными шагами по лужайке, направляясь к дому.
– У меня нет никаких талантов, то есть таких талантов, о которых стоило бы говорить. У меня плохая память, и я очень туп.
– Но у вас большая физическая сила.
– О, это ровно ничего не значит! Я могу поднять с земли стофунтовую железную полосу и держать ее до тех пор, пока мне не велят положить ее на место. Но разве это профессия?
В уме мисс Уокер мелькнула шутка, которая пришла ей в голову, потому что одно и то же слово «bar» означает и полосу железа и занятие адвокатурой, но ее собеседник имел такой серьезный вид, что она подавила в себе желание пошутить.