За городской стеной
Шрифт:
— Ты собираешься за этого парня? — выкрикнул он.
— За Ричарда?
— За Ричарда. Я ведь слышал вас тогда — все слышал. И когда ты отказала ему, я чуть не захлебнулся от радости. Я еще подумал: вот кто ей пара и, если она за него не хочет, значит, у меня есть шанс. Но это все-таки он, да?
— Нет!
— Кто же тогда? Последний месяц ты от него не вылезала! А ты хоть раз задумывалась, каково мне было на это смотреть? Ну-ка, скажи, задумывалась?
— Нет. Не задумывалась.
— Так я и знал. Ладно, я тебе делаю предложение в последний раз, Дженис. Перестать думать о тебе я не могу, может, никогда не смогу, но я могу попытаться устроить свою жизнь без тебя.
— Ты прекрасно проживешь без меня, Эдвин, все равно я б не дала тебе счастья.
— Почем ты знаешь?
— Не дала бы. Да и все равно не могу я.
Они молчали. Отопление было выключено, и в машине стало прохладно, потом и вовсе холодно. Эдвин не шевелился. Дженис боялась, что любое ее движение может привести к тому, что он потеряет контроль над собой. Он сидел, не касаясь ее, такой большой рядом с ней; можно было ожидать чего угодно.
Сюда не доносились звуки проезжающих по шоссе машин. Никаких признаков жизни на озере.
Вдруг Эдвин уронил голову на руль.
— Не знаю, как мне жить без тебя, Дженис. Не знаю!
Она увидела, что он плачет, беззвучно — и протянула руку, чтобы погладить его по голове. Он повернулся, схватил ее за плечи, стал целовать. Она не могла шелохнуться, так крепко ухватил он ее, но вся сжалась от отвращения. Почувствовав это, Эдвин еще крепче прильнул к ее губам, схватил ее за грудь и стиснул с такой силой, что она вскрикнула бы от боли, если б могла.
Он откачнулся от нее, и она решила при первом удобном случае открыть дверцу и бежать.
— Ты ничего не имеешь мне сказать?
— Нет.
— После того, что я… что я позволил себе… так тебя лапать?
— Нет.
Он наклонился к ней, и она непроизвольно отстранилась, не в силах скрыть омерзения. Эдвин выпрямился.
— Вот, значит, как ты относишься ко мне?
— Как?
— Я видел твое лицо.
— Ты пугаешь меня, Эдвин. Это не от меня зависит.
— И от меня не зависит, что у меня такое лицо! Понимаешь ты это? Не зависит!
Она кивнула. Не ощущая больше страха. Только усталость. Она обошлась с ним нечестно… Но так ли, сяк ли — все равно было бы нечестно.
— И сколько бы я ни ждал, что бы ни делал — для тебя никакой разницы, да, Дженис?
— Да! — Голос ее звучал еле слышно, как издалека. — Никакой!
Он включил мотор. Руки у него дрожали, мотор тут же заглох. Наконец он рывками вывел машину на дорогу и помчался вперед с убийственной скоростью. Дженис сидела, забившись в угол, даже не расправив платье. Эдвин брал повороты так, что визжали шины, не выключал фар, и на небольшом прямом отрезке дороги заехал за разграничительную линию, в то время как стрелка спидометра подбиралась к цифре 90. Он упорно молчал. Молчал, свернув на узкую дорогу, ведущую к коттеджам, молчал, проезжая мимо них и резко затормозив возле ричардовского коттеджа. Молчал, пока не утих последний звук мотора.
— А теперь пойди и скажи ему то, что ты сказала мне, — с расстановкой выговорил он. — Приучайся говорить с людьми прямо, Дженис. Я уеду отсюда — и он уедет. С одной только разницей: я тебя не забуду, Дженис, пока у меня не отшибет память. — Он говорил, словно гвозди забивал в доски, предназначенные для того, чтобы отгородиться от нее. — Если тебе что будет надо — приходи, если смогу дать, ты это получишь. А теперь прощай!
Она кивнула и вылезла из машины. Ричард вышел на крыльцо, и оба они смотрели, как Эдвин задним ходом проехал по грунтовой дороге, развернулся и выехал на шоссе.
Ричард подошел к ней.
— Он уезжает отсюда, — сказала Дженис без всякого вступления. — Он сделал мне предложение, и я ему отказала. Вам тоже нужно уехать.
— У вас вид… хотите чего-нибудь выпить? — Подойдя к ней вплотную, Ричард заметил, что лицо ее бледно и словно окаменело, а сама она дрожит от холода. — Заходите… или, если хотите, я провожу вас домой. Вы что-то плохо выглядите.
Она наклонила голову и пошла к его коттеджу. Войдя, уселась на кушетку поближе к камину, поджав под себя ноги. Ричард принес ей чашку кофе и виски.
Затем он сел, выжидательно глядя на нее. Она попеременно отхлебывала то кофе, то виски.
— Я хотела, чтобы он сделал со мной что хочет, — сказала она отрывисто, негромко. — Понимаете? Знаю, что никогда не смогла бы полюбить его… и все же хотела. — Она замолчала. Ричард ничего не ответил, не в силах разделить ее смятенных чувств. Она начала всхлипывать, негромко, неназойливо. — Я сама не знаю, чего хочу, что ненавижу. Не знаю, что смогу найти в любви. Не выходит у меня это… Я хотела, чтобы он меня… Как Пол.
Столь натянутым было молчание, наступившее между ними, что Ричард не решался отвести от нее глаза.
— Я выйду за вас замуж, — сказала она тем же тоном, по-прежнему глядя в огонь. — Если вы хотите на мне жениться — я согласна.
Ричард промолчал. Тогда Дженис встала — словно расталкивая волны путаных мыслей, которые подступали со всех сторон, грозя сомкнуться над ней. Она пошла к дверям. Ричарду не хотелось говорить, но он сознавал, что нужно отважиться и сказать ей хоть что-то, заставить ее вернуться к жизни.
— Подумайте как следует. Сейчас не время об этом говорить. Я доставлю вас домой.
— Не надо.
— Это не будет…
— Не надо! — Она в первый раз подняла на него глаза. — Если бы Эдвин вот сейчас снова попросил меня выйти за него, я, пожалуй, согласилась бы. Только люблю я вас. Так и знайте.
Глава 18
Зимний день смазал все краски, и все вокруг стало серым, плоским и неподвижным. Свинцово-серое, нависшее небо было затянуто такими плотными тучами, что они, казалось, не перемещались, а стояли недвижимо, как горы. Серые дороги струились между облетевшими живыми изгородями и полями, утратившими все краски. Конусообразную вершину Нокмиртона еще не заволокло, но, опустись тучи чуть ниже, и она тоже пропала бы из виду. Все казалось одинаковым в этом сером освещении, все вокруг посерело, фургоны выглядели серыми, синевато-серый цвет домиков и крыш словно сгустился, и, куда ни взгляни, отовсюду веяло неживым холодом, заставлявшим каждого путника плотнее закутываться, а каждое семечко, каждую луковицу зарываться поглубже, чтобы спрятаться от морозов, которые в скором времени неотвратимо скуют землю.