За гранью

Энтони Марк

Осталось только ощущение холода. Ужасного, невыносимого холода. Стремительно проносились мимо размытые детали серо-белого равнинного ландшафта. Стоп! Ведь только что ее окружала совсем иная обстановка. В памяти возникло вдруг переплетение голых черных сучьев на фоне бледного неба - будто выписанная тушью надпись, в которой нельзя разобрать ни слова. Деревья? Покрытые серебристой корой стволы перед глазами и барабанный стук лошадиных копыт по камням в ушах. Однако все эти названия и понятия по-прежнему не могли прорваться сквозь ледяную корку непонимания. Потом деревья куда-то исчезли, сменившись видением покрытых гирляндами сосулек мощных крепостных стен и грозных башен на высоком холме. Одна картинка уступала место другой, словно в детском

волшебном фонаре. И все же последняя сцена поразительно напоминала...

Но холод опять не позволил ей ухватить ускользающую нить размышлений. От холода не спасало даже толстое стеганое одеяло, остро пахнущее конским потом, в которое завернул Грейс сидящий впереди нее рыцарь. Ее собственная одежда - блузка и слаксы - промокла, заледенела и прилипла к коже. Почему же она не Дрожит? Странно, озноб - вроде бы самый первый признак замерзания.

"У тебя переохлаждение, Грейс, и ты уже перешла этот порог!" бесстрастно констатировал возникший где-то в глубинах скованного льдом мозга внутренний голос. Даже сейчас, когда она и пальцем пошевелить не могла, где-то в глубинах подсознания сработал профессиональный рефлекс, и та часть сущности Грейс Беккетт, которая не переставала оставаться врачом экстренной помощи, проанализировала ситуацию и поставила исчерпывающий диагноз: "Твой пульс замедлился, кровяное давление понизилось до угрожающей черты, а ментальные функции расстроились. Тебе отлично известно, что эти симптомы являются первыми признаками наступления комы. Ты должна согреться, Грейс, иначе погибнешь!"

Малейшее движение превращалось в мучительную пытку. Мышцы налились свинцом и отказывались подчиняться. И все же она заставила себя придвинуться ближе к сидящему в седле всаднику и крепче ухватиться руками за его торс. Это усилие отняло у нее остаток сил. Сначала окончательно онемели конечности, потом свет вокруг померк, и она стала проваливаться в сгустившуюся темноту. Мрак, в котором не было ни тепла, ни холода, ни страха, а была лишь манящая, бесконечная пустота, принял ее в свои объятия. Только где-то в самом центре угасающего сознания еще пульсировал последний очаг сопротивления и звучал тревожный шепот: "Не спи, Грейс, не спи! Тебе никак нельзя засыпать!" Но смысл слов уже не доходил до нее, и она все глубже погружалась в бездонные черные глубины.

Будто крошечная раскаленная игла коснулась острием потускневшей холодной поверхности, что еще недавно была корой головного мозга Грейс Беккетт. Ощущение тут же прошло, и она оставила его без внимания. Погружение продолжалось. Еще немного - и ей уже больше никогда не придется страдать от холода. Снова укол, сопровождающийся ослепительной вспышкой. За ним другой, потом третий... А вскоре ее безжалостно терзали уже тысячи игл - маленькие, острые, обжигающие, как капли расплавленного металла. Сознание нехотя возвращалось, и через некоторое время Грейс поняла, что означают эти иглы. Боль! Бесчисленные булавочные уколы распространились по всему телу, отзываясь метеоритным дождем в голове и разгоняя остатки окутывающей сознание тьмы. Что-то болезненно ёкнуло внутри, заставив ее дернуться, а в следующее мгновение все тело Грейс сотряс приступ крупной дрожи.

Она широко раскрыла рот и судорожно втянула воздух в задыхающиеся легкие, только сейчас сообразив, что у нее, очевидно, произошла остановка дыхания. Ноги и руки снова свело от боли, но вместе с болью Грейс почувствовала, как начина-ют отходить закоченевшие члены под воздействием волны тепла, излучаемого лошадью и рыцарем. Ее снова пробил озноб, потом еще раз, а после она уже просто не могла остановиться.

"Превосходный признак, Грейс, - вновь зазвучал в голове лишенный эмоций голос внутреннего диагноста.
– Рефлекторная реакция мышц способствует выработке дополнительной химической энергии и усиливает кровообращение в удаленных от крупных кровеносных сосудов участках тела. Боль в конечностях свидетельствует об отсутствии серьезного обморожения. Ты должна выкарабкаться, детка!"

Непрерывная

дрожь действительно помогала согреться. Спина всадника защищала ее от ветра, и холодное безразличие, охватившее Грейс, стало понемногу рассеиваться, уступая место проснувшемуся любопытству. Обстановка вокруг тоже прояснилась, и она впервые обратила внимание на облик человека, куда-то везущего ее на конском крупе за спиной. Прежде она воспринимала его скорее как расплывчатое темное пятно перед глазами, теперь же, придя в себя, попыталась дать рыцарю более развернутую оценку. Интуитивно она чувствовала, что он невелик ростом, но широкие плечи и мощное телосложение говорили о немалой физической силе. Поводья крепко сжимали мускулистые руки в прошитых металлической нитью перчатках, а тело плотно облегала длинная рубаха из грубой дымчато-серой материи с разрезами по бокам, под которой ощущалось переплетение бесчисленного множества маленьких кольчужных колец. На плечах рыцаря развевался черный плащ, а голову покрывал шлем кованой стали с плоским навершием.

Он бросил взгляд в сторону, на секунду повернувшись к Грейс в профиль. Она успела заметить несколько оспин на щеке - след перенесенной в детстве болезни. С длинных черных усов свисали мелкие сосульки, образованные сразу застывающим на морозе дыханием. Портрет завершали симпатичные карие глаза, ястребиный нос и рот, в уголках которого залегли глубокие, угрюмые складки. На вид рыцарю можно было дать лет сорок с небольшим.

Рыцарю?

С чего она взяла, что этот тип рыцарь? Быть может, услышала сквозь туман, находясь на грани беспамятства, как он сам себя так назвал? Или это определение возникло у нее по ассоциации с мечом в ножнах на перевязи у бедра всадника и скрытой под рубахой кольчугой? Как бы то ни было, слово "рыцарь" идеально соответствовало его облачению и внешности. Благородный, суровый, могучий, закованный в железо. В точности такой, каким она себе и представляла настоящего средневекового рыцаря.

Поразмыслив, Грейс пришла к выводу, что ее спаситель, должно быть, принадлежит к числу тех чудаков-эскапистов, которые забираются в самую непроходимую глушь и воображают, будто попали в другую историческую эпоху. Этому, наверное, нравится скакать верхом по лесам и горам в рыцарских доспехах, представляя себя Ланселотом или Дон Кихотом, но ни в коем случае не идиотом. Что ж, всяк по-своему с ума сходит. Чем дольше она об этом думала, тем логичней выглядела именно такая версия. Но что же все-таки с ней произошло? Мозги пока еще соображали довольно туго, однако Грейс заставила себя напрячься и вспомнить, какие события предшествовали этой бешеной скачке на лошади за спиной вооруженного мечом незнакомого мужчины, который, не исключено, мог оказаться психом или даже потенциальным маньяком. Память начала постепенно проясняться, как вода во взбаламученном источнике.

Сначала она вспомнила сиротский приют. Точно! Спасаясь от денверской полиции и монстров с железными сердцами, она направилась в горы, воспользовавшись столь любезно одолженным Адрианом Фарром автомобилем. Потом она, кажется, здорово устала и решила поспать пару часов. Случай или судьба привели ее к обгоревшим развалинам Странноприимного дома Беккетта для детей-сирот, с которым ее тоже связывали воспоминания... Только Грейс сразу прогнала их. О проведенном в стенах приюта детстве вспоминать не хотелось. Ни сейчас, ни потом - никогда! И без того зуб на зуб не попадает!

А что же было дальше?

Перед мысленным взором вспыхнуло другое видение: изрезанное ущельями старческих морщин лицо, блестящие, как обсидиановые бусины, пронзительные черные глаза и жуткий оскал растянутого в улыбке рта. Человек в черном! Да, именно так. Странствующий проповедник в смешном старомодном сюртуке и нелепой шляпе, чем-то неуловимо походящий на ту девочку с фарфоровым кукольным личиком, которая повстречалась ей в парке. Что же он ей сказал, дай Бог памяти?

Отвори дверь и войди. Иначе ты никогда не узнаешь, что за ее порогом!