За гранью
Шрифт:
Имперские строители Тарраса были, без сомнения, прекрасными инженерами, потому что тракт Королевы по-прежнему тянулся широкой прямой лентой, насквозь прорезая холмы и пролегая мостами над ущельями и оврагами. Мосты и поддерживающие их опоры местами раскрошились и осыпались по краям, но в целом вполне достойно вынесли груз минувших столетий. По мере продвижения к югу ландшафт понемногу менялся. Холмы и возвышенности по левую сторону от дороги постепенно переросли в горную цепь, которую бард называл Фол Эренн. По правую руку, в западном направлении, простиралась бескрайняя степь, уходя вдаль волнами пологих коричневато-серых
Солнце уже погрузилось в гряду бронзовеюших облаков над линией горизонта, когда вернулся Бельтан и сообщил, что нашел подходящее для ночлега место. Им оказалась ровная возвышенная площадка в нескольких сотнях шагов к востоку от дороги. Заросли падуба, окружавшие пятачок, сулили защиту от посторонних глаз, а из скалы на вершине холма струился узенький ручеек. Трэвис с трудом сполз с коня, не удержавшись от стона. Последний раз он ездил верхом в одиннадцатилетнем возрасте на окружной ярмарке и сейчас чувствовал себя так, будто кто-то перетасовал все мышцы его тела, но не позаботился вернуть на надлежащее ей место.
Они разбили лагерь в начинающих сгущаться сумерках. Как всякая женщина, Мелия предпочитала командовать мужчинами, но и сама не боялась замарать ручки физической работой. Из подаренных Келом припасов она приготовила отменный ужин и восприняла как комплимент, когда трое голодных мужчин воздали ему должное, хотя не преминула высказать пожелание, чтобы Бельтан в дальнейшем выражал свое восхищение ее стряпней более умеренно.
– Могу я узнать, чем ты собираешься питаться весь остаток пути, друг мой?
– медовым голосом обратилась она к рыцарю, вознамерившемуся в третий раз наполнить миску густой мясной похлебкой.
Бельтан судорожно сглотнул и поспешно положил ложку.
– Пожалуй, на самом деле я проголодался гораздо меньше, чем думал, проговорил он, отодвигая миску.
– Я тоже так считаю, дорогой. И вообще - на ночь наедаться вредно.
Трэвис доел свою порцию, уже не помышляя о том, чтобы попросить добавки.
Наступила ночь, и они разложили вокруг костра одеяла, готовясь отойти ко сну. Бельтану выпало дежурить первым, и он занял позицию на краю лужайки. Трэвис, зябко поеживаясь от холода, поплотнее закутался в дорожный плащ и закрыл глаза.
Он пробудился и увидел над головой незнакомые звезды.
На угольно-черном небе блистали россыпи бриллиантов и сапфиров, складываясь в сочетания, в которых контуры свирепых чудовищ, крылатых дев и вооруженных сияющими холодным светом мечами воинов угадывались намного отчетливее, нежели в бледных и схематичных созвездиях земного неба. Откуда-то доносилась приглушенная речь. Должно быть, эти звуки и разбудили Трэвиса. Остатки сна затуманивали сознание, и он не сразу сообразил, что слышит разговор Мелии и Фолкена, сидящих рядышком с другой стороны догорающего костра.
До ушей его долетели произнесенные вполголоса слова барда:
– Но ты ведь можешь определить, что Трэвис явился сюда из того же самого места?
Он попытался приподняться и сесть. Из того же самого места, как кто?
Трэвис так и не понял, произнес он свой вопрос вслух или нет, но Мелия внезапно повернула
– Спи, Трэвис, - послышалось ему.
Губы ее не двигались, но слова звучали в голове громко и отчетливо. Он попытался что-то возразить, но тело окутала сладкая истома, мышцы расслабились... Не в силах больше противиться, он смежил веки и провалился в глубокий и беззвездный сон.
40
Выглянувшее из-за горизонта багровое око дневного светила застало четверых путешественников уже скачущими по тракту Королевы. Ясное морозное утро обещало такой же хороший осенний денек, что и накануне. Ближе к полудню они подъехали к замшелому каменному мосту, переброшенному через глубокую узкую теснину, на дне которой ярился сдавленный скалами пенящийся бурный поток - верховья реки Дальнеструйной, по словам Фолкена.
– Здесь особо не на что смотреть, - сообщил бард, повысив голос, чтобы перекричать рев кипящей внизу воды, - но это только начало великой реки, протянувшейся через весь континент на добрые три сотни лиг. В низовьях, перед впадением в Полуденное море, она разливается на лигу шириной. По крайней мере так рассказывают, хотя лично я не знаю ни одного человека, который добрался бы до западного побережья Фаленгарта и вернулся обратно живым.
– Неужели ни одного?
– с иронией спросила Мелия, приподняв черную бровь.
– А как же великий путешественник, которого, если мне не изменяет память, прозвали Черной Рукой?
Фолкен покачал головой, посмотрел вдаль и негромко произнес:
– К Предвечным Водам лишь одна дорога пролегла, и тех, кто на нее ступил, еще столетия назад, когда Великий Малакор был тверд и нерушим, в один вела конец. Никто из дерзнувших рискнуть к родному очагу не возвратился рассказать, что, как и почему. А ныне никому из нас ее не отыскать, и с Дальним Западом Давно уж прекратилась связь.
Бард неожиданно рассмеялся. Хотя смех его отдавал горечью, глаза искрились весельем.
.
– Вперед, друзья!
– воскликнул он.
– Это все старые легенды, и не стоит обращать на них внимания. Наш путь пролегает через цивилизованные земли, так что бояться нечего.
Он пришпорил вороного жеребца и влетел на мост. Звонкий цокот копыт эхом отозвался в ущелье. Остальные, чуть помедлив, тронули коней следом.
Они ехали весь день, сделав всего несколько остановок, чтобы чего-нибудь пожевать и напоить лошадей. Ближе к закату Бельтан опять вернулся из разведки и доложил, что нашел место для ночной стоянки. При этом рыцарь выглядел непривычно довольным собой и своей находкой.
Небольшую ложбинку шагах в двадцати от дороги сплошным кольцом окружали низкорослые искривленные деревья. В центре ложбины протекал прозрачный ручей, густо поросший по берегам пахучими и все еще зелеными, несмотря на позднее время года, травами. Когда они приблизились, Фолкен объяснил Трэвису, что такое место носит название талатрин, или Придорожный круг. Эти природные укрытия создавались одновременно со строительством тракта Королевы, обеспечивая путешественникам приют и безопасность ночной порой. Привязав коней снаружи, они вошли внутрь талатрина сквозь арочный проем, образованный тесно переплетенными ветвями, превратившимися за минувшие века в сплошной живой свод.