За гранью

Энтони Марк

– Если вы цивилизованные люди, впустите нас сейчас же! Мы требуем соблюдения законов гостеприимства!

Последние слова Фолкена произвели, должно быть, необходимый эффект: заскрипел отодвигаемый засов, и дверь распахнулась. Как раз подоспел вернувшийся из конюшни Бельтан, и все четверо переступили порог, очутившись в тесных и заставленных всяческой рухлядью сенях. Дверь за ними захлопнулась. Сначала Трэвису показалось, что внутри ненамного светлее, чем снаружи, но вскоре глаза его привыкли к тусклому освещению. Впустившая их в дом служанка оказалась совсем еще молоденькой девчушкой, одетой

в темное, мышиного цвета платье. Грязь, покрывающая ее невыразительное лицо, не могла, однако, скрыть написанного на нем страха. Голова девушки была обвязана сомнительной чистоты белым платком, в центре которого, прямо на лбу, выделялось расплывшееся черное пятно.

– От имени моих спутников и своего приношу благодарность за гостеприимство, - заговорил Фолкен, вежливо наклонив голову.
– Погода сегодня, увы, не располагает к продолжению путешествия.

На служанку его слова не произвели никакого впечатления. Она молча стояла перед бардом, затравленно косясь по сторонам, но упорно избегая смотреть ему в глаза.

– Мы хотели бы представиться твоему хозяину и поблагодарить его за приют, - решил зайти с другой стороны Фолкен.
– Ты можешь проводить нас к нему?

Девушка судорожно кивнула. По-прежнему не издавая ни звука, она повернулась и повела гостей по коридору, в конце которого их ждала другая дверь, открывающаяся в большой, темный, холодный и продуваемый сквозняками зал. Сочащиеся сыростью каменные стены густо облепила плесень. Единственным источником освещения служил едва теплившийся в огромном очаге огонь. Дрова, видимо, отсырели и давали больше дыма, чем света и тепла. Высоко над головой, словно ребра гигантского чудовища, в чрево которого все они угодили, скрещивались потемневшие от копоти потолочные балки.

– Позвольте извиниться за мою служанку, господа, - послышался из темноты надтреснутый старческий голос.
– Кирта тупа и нерасторопна, но других слуг у меня нет, поэтому я вынужден мириться с ее недостатками.

Трэвис поискал глазами говорящего и не сразу разглядел сидящего за шатким деревянным столом близ камина мужчину. Он был невообразимо худ; на обтянутом желтой пергаментной кожей лице бурели многочисленные оспины; лоб полностью закрывали пряди жиденьких волос. На скелетообразной фигуре мешком висела пурпурного цвета туника, некогда богатая и нарядная, а ныне сплошь усеянная сальными пятнами и местами истончившаяся до прозрачности.

Костлявой рукой хозяин поместья указал на придвинутые к столу скамьи.

– Присаживайтесь и погрейтесь у огня, господа, - снова заговорил он тусклым, но не лишенным некой изысканной приятности тоном.
– Увы, я не смогу предложить вам такого же приема, как в былые дни, но охотно поделюсь всем, что имею. Времена меняются, но, пока я жив, никто не посмеет сказать, что Себарис из Тэйла забыл законы гостеприимства.

– Благодарю вас, милорд, - присела в изящном реверансе леди Мелия.

Кирта дрожащими руками приняла у путешественников промокшие плащи и развесила их сушиться поближе к очагу. Гости чинно расселись на скрипучих лавках вокруг стола и отведали собственноручно разлитое хозяином подогретое вино с пряностями. Трэвис осторожно пригубил чашу, прислушиваясь к ощущениям. Глинтвейн

отдавал уксусом и был изрядно разбавлен водой, но все же согревал, что существенно повышало его ценность после долгого пребывания под холодным дождем. Трэвису показалось несколько странным, что лорд Себарис не спросил их имена, но он еще слабо ориентировался в местных обычаях и не мог с уверенностью судить, соответствует или нет поведение хозяина пресловутым законам гостеприимства, играющим, судя по всему, весьма важную роль во взаимоотношениях людей в этом мире. А может, этот обнищавший лорд просто слегка свихнулся. В подтверждении этой гипотезы свидетельствовал нездоровый лихорадочный блеск в глазах старика, не ускользнувший от взора сидящего рядом с ним Трэвиса.

Кирта, покинувшая зал, пока гости пили вино, вернулась и брякнула на стол поднос с угощением, не отличающимся, к сожалению, ни обилием, ни разнообразием: черствый черный хлеб, вареная репа и несколько ломтиков жилистого копченого мяса. Хозяин жестом пригласил путешественников к трапезе, чем они к занялись, правда, без излишнего энтузиазма.

– Вы, наверное, удивляетесь, почему столь скуден мой стол, не так ли?
– заметил Себарис после паузы.
– Только не отрицайте, прошу вас! По вашим лицам легко прочесть, что вы обо мне думаете: какой стыд для благородного лорда докатиться до такого нищенского существования!

– Ну что вы, милорд! Как можно?!
– воскликнула леди Мелия.
– Напротив, мы чрезвычайно благодарны вам за доброту и щедрость.

Себарис рассмеялся, но в смехе его звучала горечь.

– Вы прекрасно воспитаны, миледи, и еще несколько лет назад вас ожидал бы в моем доме достойный королевы прием.
– Глаза его затуманились.
– Увы, у меня почти ничего не осталось. Они все забрали. Все!
– Он подался вперед, вцепившись похожими на птичьи когти пальцами в подлокотники кресла.
– И это к лучшему. Да-да, к лучшему! Пусть забирают мое серебро, мои вина, мои запасы... Уж лучше это, чем ваши...

Приступ сильнейшего кашля оборвал речь лорда. Исхудавшее тело сотрясали непрерывные спазмы. Когда же наконец Себарис немного успокоился и вытер губы салфеткой, на ней отчетливо проступили кровавые пятна.

Мелия окинула скорчившуюся в кресле старческую фигуру внимательным и сочувственным взглядом.

– Кто такие они, милорд?
– мягко спросила она. Но Себарис уже оправился, и в глазах его вновь замерцал зловещий огонек безумия. Он небрежно отмахнулся от вопроса.

– Не обращайте внимания, миледи. Последнее время мне нездоровится, вот и болтаю иногда всякую чушь. Уверяю вас, вам нет нужды беспокоиться.

Остаток трапезы прошел в похоронном молчании, но когда все было съедено, лорд немного оживился.

– Я вижу, вы странствуете в обществе менестреля, - заметил он и мечтательно вздохнул: - Давненько стены этого зала не слышали хорошей музыки!

Фолкен без возражений извлек из котомки лютню и бережно протер лаковое покрытие корпуса чистой тряпочкой. Потом несколько раз провел пальцами по струнам, настраивая инструмент, и объявил:

– Это старинная песня, друзья, но мне думается, она достойна того, чтобы прозвучать в этом доме именно сегодня.