За гранью
Шрифт:
А ведь есть такой талисман: перстень дедов, что от отца ему остался. Но откуда это фон Шрейдер мог предположить такое?
— Да, мой дед очень гордится перстнем, доставшимся ему в наследство от его отца. Он говорил, что когда-то наш род был знатен… Впрочем, и при дворе Литовского князя нас почитают… Только вот для рыцарей Ордена я никто.
Последняя фраза вырвалась у него непроизвольно. Он испугался, что рыцарь сейчас же накажет дерзкого слугу, и тут же ему стало безразлично. Что они с ним могут сделать? Выпороть? Избить? Убить? Разве не ерунда ли это по сравнению с тем, что сегодня
— Не торопись судить раньше времени, — наставительно произнес рыцарь. — И ответь на мой последний вопрос. Только хорошенько подумай, прежде чем отвечать. Ты здесь потому, что любишь Гретту фон Лорингер?
Вот это был вопрос. Утвердительный ответ ничего хорошего не сулил: и за куда меньшую дерзость в замке Лорингер вздергивали слуг на виселицу. Однако, начав отвечать на вопросы Альберта, Айрис уже не мог остановиться.
— Я люблю её. Люблю с того момента, когда впервые её увидел. Люблю больше моей жизни.
Вот и всё. Слово произнесено. Отступать теперь некуда. Айрис ощутил внутри себя пустоту и страшную усталость. Теперь от него уже ничего не зависело. А может быть, не зависело и с самого начала: Айрису казалось, что рыцарь уже всё знал о нем еще когда они только входили в комнату. Непонятно, правда, откуда. О своей любви к Гретхен Айрис не говорил ни одному человеку, да Альберта фон Шрейдера он видел впервые в жизни.
— Что ж, Айрис, ты был честен со мной. Теперь послушай меня и постарайся понять. Я открою тебе тайну рыцарства, ибо ты достоин её знать. Достоин по праву рождения. Ибо ты — рыцарь. Я понял это, как только впервые увидел тебя здесь, в этом замке.
Он, Айрис, рыцарь? Рыцарь? Значит, он может просить руки Гретхен. О, Святой Валентин…
— Поэтому я стал расспрашивать тебя про твоих родителей, ибо видел, что не можешь ты быть сыном простого смерда или даже храброго языческого воина. Твои корни должны были уходить в Священную Империю, оттуда вышли все истинно рыцарские роды — и это оказалось правдой. Так что, мои предположения оправдались, и я рад видеть перед собой не слугу, но брата-рыцаря.
— А… Гретта? — Айрис не узнал свой голос — ломающийся, дрожащий. Да что там голос, всё тело била крупная дрожь.
— Если Гретта захочет, чтобы ты стал её супругом, я буду убеждать Зигфрида благословить этот брак. Но сначала…
Что? Нет, никаких но… Он просто не вынесет, если счастье, которое рядом, только руку протяни, вдруг куда-то пропадет.
— Мы должны представить доказательства того, что ты рыцарь, Айрис.
— Но вы же сказали…
— Сказал и готов это повторить, — прервал его фон Шрейдер. — Но тут нужны не слова, а доказательства.
— Но где мне их взять? — в отчаянии воскликнул Айрис.
— Как где? — в голосе Альберта слышалось неподдельное изумление. — У твоего деда, конечно. Думаю, что его перстень — это рыцарский перстень с гербом. В глазах Зигфрида это будет аргумент. А если он откажется признать тебя, то я помогу тебе попасть к комтуру, а если потребуется, то и к гроссмейстеру. Дитрих фон Альтенбург — истинный рыцарь и во всем разберется по совести.
— Да, но дед мой в Вильно, дождетесь ли вы, пока привезу я нужные доказательства?
— Что ты говоришь, Айрис? — изумился фон
— Сегодня? В Вильно?
— Ты отказываешься? — в голосе Альберта прозвучал металл.
— Нет-нет… Просто всё так неожиданно…
Фон Шрейдер распахнул дверь перед юношей.
— Ступай, Айрис. Собирайся в дорогу.
"Это сон", — подумал Айрис, выходя из комнаты. "Это сон", — шептал он, собираясь в путь. "Это сон", — повторял он, выезжая вместе с рыцарем и его оруженосцем Клаусом из ворот крепости. И только когда деревья скрыли от него стены и башни замка Лорингер, он вдруг понял, что это — не сон.
ДОРОГА.
Сережка повернул к Балису сияющее лицо, всё перепачканное следами от высохших ручейков пота.
— Дошли же!
— Дошли…
Только вот куда? С вершины очередного холма четко прослеживалось изменение ландшафта: впереди еще одна гряда холмов, пониже остальных, а за нею — ровная степь, с каждой секундой погружающаяся в тень: красное солнце уже коснулось краем холмов. Своим острым зрением Балис угадывал, что километра через два по степи начинает часто встречаться кустарник. Там может быть вода. У него сил дойти хватит точно. У Сережки — не факт… Конечно, радость от того, что они всё же дошли, придаст ему силы, только вот последний холм дался мальчишке с огромным трудом. Нет, парень не жаловался, — гордый, но Балис за свою жизнь намотал столько марш-бросков, что ему слов не надо — и так всё насквозь видно. Главное — хватит ли у него сил дотащить мальчишку до кустов? Должно хватить, весу в парне — как в воробье. Да, но… А если воды там нет? Должна быть, должна… В конце концов, можно положить его рядом с дорогой и устроить веерную разведку радиусом в километр-полтора. Но это делать надо днем. А заночевать, пожалуй, лучше на последнем холме… Да, именно так и следует поступить.
— Ну что, Сережка, еще один холм осилим?
— Осилим, — ответил мальчишка делано беззаботно. Балис оценивающе посмотрел на него, тот, перехватил взгляд, в глазах вспыхнули лукавые искорки, склонил голову на бок и произнес уже знакомым голосом: — Если, конечно, Вы не устали.
— Я-то устал, — усмехнулся Балис, — но вот я-то точно дойду.
— А мне поможете дойти, если сам не смогу? — искорки погасли, Сережка теперь смотрел на него хмуро.
— Конечно помогу, морская пехота своих не бросает.
— Тогда пошли…
— Пошли. Кстати, на холме нас ждет царский ужин — целая фляга воды.
— Ура!
Мальчишка сделал какое-то движение вперед, остановился, опять глянул на Балиса — в глазах снова плясали огоньки.
— Будем считать, что я кувыркнулся, ладно?
— А умеешь?
— Спрашиваете… Я в секции самбо занимался, нас акробатике учили. Я даже фляк делать умел. Сейчас, правда, наверное не получится — давно не пробовал…
— Ну, это дело поправимое: пара недель тренировки — и будешь вертеться как раньше.