За гранью
Шрифт:
Он проверил дисплей аппарата и набрал на клавиатуре какую-то комбинацию цифр.
– Когда я подрос и набрался опыта, я понял, что он дилетант. Высокого уровня, разумеется, но я не раз ловил его на небрежностях при набивании чучел и выполнении швов, да и в процессе выделки кожи тоже. Тебе, возможно, трудно понять, какое чувствуешь разочарование, когда былой кумир меркнет в твоих глазах. Но все же папа обучил меня основам техники, и за это я буду благодарен ему до конца жизни.
Он наклонился и отвернул кран одной из колб, стоявших под аппаратом.
– Ты же мог бы… подрисовывать свои
– Только этого не хватало! – Он покачал головой. – Я же не какой-нибудь халтурщик из похоронной конторы, который наряжает покойников!
– А чем же ты лучше? – спросила она, устало закрыв глаза.
– Нет тут никакого сравнения. В похоронной конторе стараются придать покойникам самый привлекательный вид, какой только возможно. Добиться иллюзии, будто бы в смерти есть что-то красивое. Заставить скорбящих родственников забыть о процессе тления. Я же стремлюсь воссоздать самую жизнь. Сотворить совершенный образ женщины, чтобы в моем произведении неугасимо горела искра жизни и оно не старясь сохранялось бы тысячу лет. Сотворить символ всего живого.
– Так отчего же ты выбрал меня? У меня же ни красоты, ничего такого…
– Художник должен упражняться на маленьких холстах, прежде чем взяться за свое главное творение. К счастью, материал вроде тебя имеется в предостаточном количестве, так что всегда есть на чем опробовать свою технику. Ты знала, например, что чем ниже в организме индекс массы тела, тем эффективнее действие хлорида, который содержится в моем составе? – Торжествующим жестом он указал на колбы под аппаратом. – Ежедневный прием морфина обладает отчетливым консервирующим эффектом. Зато гормон стресса, вырабатываемый при абстинентном синдроме, оказывает разрушительное влияние, – махнул он рукой. – Таким образом, ты постоянно сталкиваешься с новыми трудностями. В прежние времена, когда люди не травили себя дрянной едой и всевозможными медикаментами, все было гораздо проще. Великим бальзамировщикам начала века не приходилось сталкиваться с такими проблемами, которые встают перед нами теперь.
Он слегка покачал головой. Затем достал из кармана маленькую пробирку, отвинтил крышечку и вылил содержимое в первую колбу. Бесцветная жидкость в колбе позеленела. Он быстро завинтил пробку.
– Если на этот раз все выйдет удачно, то обещаю, что сохраню твое тело и помещу его на почетное место. – Он указал на полки с чучелами животных. – Тогда я не буду снимать с тебя кожу и набивать чучело, я сохраню все, что в тебе есть внутри и снаружи.
– Да пошел ты… – пробормотала девушка.
Мужчина в халате встал и направился к ней. Подойдя, он снял респиратор и вытер пот с лица. Томас, прячась за ящиками, рассмотрел его лицо. Он тотчас же узнал помощника Люгера. Это был Линдгрен. Доверенный сотрудник Карла, его правая рука! Линдгрен оказался Гиеной – человек, на протяжении многих лет посвященный в следствие по убийствам, которые он же и совершил. Занимаемая им должность, некомпетентность шефа и организация Славроса все это время защищали его от разоблачения. Линдгрен будет продолжать убивать до бесконечности, если только Томас не остановит его сейчас.
– Зачем так вульгарно выражаться, – сказал Линдгрен, нежно проводя рукой в резиновой перчатке по Машиной
Он повернулся к аппарату, собираясь нажать на зеленую кнопку.
Томас покрепче сжал в руке гаечный ключ. Линдгрен стоял слишком далеко, чтобы Томас мог его остановить. Тогда Томас швырнул гаечный ключ в самый дальний угол подвала, целясь в цинковую ванну, ключ со звоном ударился о металл. Линдгрен обернулся:
– Это ты, папа? – Не дождавшись ответа, он направился к стеллажам. – Папа? Ты зачем сюда пришел! Ты же знаешь, что не должен сюда ходить, – сказал он, обращаясь в пустоту.
Томас бесшумно выбрался из-за стеллажей и поспешил к Маше. Она тревожно посмотрела в его сторону, но ничего не сказала, а он первым долгом вынул воткнутую ей в пах иглу. И тут же на его затылок обрушился удар. Над ним навис Линдгрен:
– Черт возьми! Никак опять датчанин! Неужели от тебя нигде нет спасения?
Он пнул Томаса ногой в живот, так что тот задохнулся. Затем сдвинул набок халат и расстегнул висевшую на поясе кобуру:
– И что тебе дома не сиделось! Ты же все портишь, понимаешь ты или нет? Ты помешал процессу. – Он вынул пистолет и щелкнул предохранителем.
Взгляд Томаса упал на валяющуюся на полу иглу. Он схватил ее и вонзил Линдгрену в бедро. Линдгрен вскрикнул и, отшатнувшись, попятился назад. Томас приподнялся и, дотянувшись до аппарата, хлопнул ладонью по клавиатуре. В тот же миг аппарат заработал, и зеленый раствор начал поступать через резиновую трубку в иглу. Линдгрен нажал на курок. Пуля ударилась об пол и отскочила в сторону. Когда раствор оказался в теле Линдгрена, тот взвыл от боли. Он снова нацелил пистолет на Томаса и выстрелил. Пуля просвистела мимо, разбила стоящие на полке колбы и попала в цинковую ванну, из пробоины полилась белая жидкость. Линдгрен тяжело опустился на пол. Глаза у него стали красными, взгляд безумным. Пистолет выпал из его руки, на губах выступила пена. Он пытался вытащить иглу из бедра, но трясущаяся рука не повиновалась его воле. Наконец он повалился на пол и остался лежать неподвижно. Томас медленно поднялся на ноги. Он расстегнул толстые ремни, которыми Маша была привязана к топчану. Затем снял с себя куртку и накинул ее на девушку.
– Как ты? Жива?
Она кивнула. Ее зубы отбивали дробь.
– Кто ты?
– Меня зовут Томас. Я знаком с твоей матерью, она попросила меня разыскать тебя.
– Да?
Он кивнул.
– А он… он мертв?
Томас нагнулся и осмотрел труп. Лицо пожелтело, открытый рот застыл в немом крике.
– Да, мертв.
– Он был… он был полицейским?
Томас кивнул и достал из кармана телефон.
– Куда ты будешь звонить?
– Вызывать «скорую».
– Не надо. – Она энергично замотала головой. – Я хочу просто домой.