За Гранью

Астор Лев

— Пойдем отсюда, — вздохнул Вова, давя окурок о край урны. — А то еще немного и я, глядя на такие игры, курить брошу.

Остаток рабочего дня почти схлопнулся. В сознании остались какие-то манипуляции числами и диаграммами, подходы шефа с указаниями что где нужно поправить, походы между кофейным уголком и санузлом, где Герасим избегал смотреть в зеркало.

То и дело в памяти всплывал ярко-красный совочек, равняющий стороны игрушечной могилы.

Дорога до дома — час толкания с другими пассажирами, быстро разогретый ужин и голова, упавшая на

подушку только для того, чтобы забыться сном на несколько часов.

Прежде чем почистить зубы, Герасим, на всякий случай, закрыл зеркало полотенцем. Оставаться наедине с отражением не хотелось., а для чистки зубов смотреться в зеркало не обязательно. Нечего там рассматривать в такой момент.

Стараясь ни о чем не думать, он проверил будильник и лег.

В офисном санузле оказалось необычно много зеркал. И в каждом отражался он. Подумав, что отражение должно быть одно, ведь он же один, Герасим повернулся к ближайшему зеркалу.

Отражение улыбнулось. Дружелюбно, почти ласково.

Герасим точно знал, что он не улыбался. Он мог поклясться, что его лицо оставалось неподвижно. Да даже захоти он им двинуть, ни одна мышца не пошевелилась бы. Они почему-то не двигались.

В зеркале заметили его потуги, и улыбка отражения стала еще шире. Она раздвигалась и раздвигалась. Губы разъезжались тонкими резиночками, натянутыми на что-то твердое, выпирающее вперед и это что-то вылезало из них блестящими рядами зубов. Лицо исказилось, как в поверхности мутной лужи, истыканной дождем. Четкой оставалась только улыбка, все больше и больше походящая на оскал черепа.

Вопль, душераздирающий, вытолкнутый легкими из непослушной пережатой глотки, резанул по горлу и ушам. Зеркальная стена дрогнула. Стало темно.

Герасим открыл глаза.

За окном стояла ночь. По потолку елозили отсветы фар, взрыкивали и всхрипывали двигатели «пацанских тачек», уличные фонари красили оранжевым дымку выхлопных газов. На дисплее будильника светлячками мерцали цифры 3:56.

Глаза слезились. Мучительно хотелось спать.

Герасим зажмурился. Полежал. Сон не шел. Как только голова начинала проваливаться в подобие забытья, по коже пробегал холодок, прогоняя всякую сонливость.

Он приподнялся на подушке, посмотрел на будильник. Светящиеся палочки изменили положение на 4:32.

Спать по-прежнему хотелось и по-прежнему не моглось. В черепной коробке ощущалась тяжесть и муть. Мысли ворочались с трудом, напоминая бегунов, оказавшихся по шею в воде.

Решив, что бессонница — вещь распространенная и заурядная, а вылечит он ее соответствующими таблетками, Герасим поднялся.

Ощупал лицо, прикинул заметность щетины. Показалось, что вполне сойдет. В конце концов, брился меньше суток тому назад. При всем желании до неприличия зарасти не сумеет.

Долго пил кофе, пытаясь выгнать из головы тяжелую муть. На второй чашке, взглянув на часы, решил, что пора.

Заспанный охранник пробормотал что-то вроде: «Ну нефига себе! Раньше только допоздна засиживались, а теперь еще и с утра! Нет, чтобы спать как нормальные

люди…» и еще что-то, но Герасим, не дослушав, прошел в офис.

Пустые рабочие помещения у людей непривычных может создать странное впечатление.

Полумрак. Масса перегородок, из-за которых в течении рабочего дня видно далеко не всегда и не всех, становятся обиталищем теней и призраков тех, кто тут работал днем. И еще до них. За тонкими стенками мерещатся движения, шорохи разворачиваются и оседающих бумажных шариков в корзинках, едва уловимое гудение в спящих системных блоках и локальном сервере.

Пробравшись к рабочему месту, Герасим сел перед темным монитором, прикрыл глаза.

Дремота навалилась тяжелым мешком, придавила к креслу. Муть в голове всколыхнулась, затуманивая сознание.

В плечо чувствительно ткнули.

— Спишь на рабочем месте?

Глаза сами распахнулись. Яркий свет резанул по ним, заставил зажмуриться.

— Просыпайся, Гера, просыпайся! Сейчас начальник придет, спящим зад надерет.

Глаза болели и чесались, будто в них насыпали песка, открывались с трудом. Рядом стоял Вова, ухмыляясь во всю конопатую ряшку.

— Очнулся! — ухмылка стала еще шире.

Герасим представил себе эту улыбку, раздвигающуюся еще и еще, вздрогнул, затряс головой.

— Экий нервный ты сегодня, это точно не к добру, — прокомментировал Вова. — Отчет-то, тот самый, самый важный всю ночь что ли делал?

Герасим рассеяно кивнул.

— Не, погодь. Я же помню, что ты уходил. Решил вернуться или прям с утра пораньше? Иль вечеринку ты хотел застать тут? Тогда облом, мой друг, она была назначена сегодня.

Герасим неопределенно дернул плечами, предоставляя приятелю самостоятельно выбирать версии.

— Погоди-ка… — вид у Вовы стал загадочным.

Он повернулся в сторону Иришки, перевел взгляд на Герасима, потом уже озадаченно, снова посмотрел на Иришку.

— Так… Я думал, думал и я все понял, — заговорщицки зашептал он. — Это ж-ж-ж неспроста… Все-все, — Вова предупредительно вскинул руку. — Две тихони. Охренеть. Подробности расскажешь позже.

Не дожидаясь возражений и объяснений он удалился к своему месту.

Может ли быть кофе много?

Герасим пил третью чашку подряд. Даже с ней эффект был слабый. Бодрость не приходила. Казалось, наоборот, бурая жижа вызывала сонливость, а вместо прояснения в мыслях росла нервозность.

Блик от окна соседнего здания метнулся через все окно, ударил по глазам, заставил зажмуриться.

— Твою…

Герасим наощупь поставил кофе, потер лицо. Резь постепенно рассасывалась.

Приоткрыв веки, он заметил, как Иришка, непонятно когда появившаяся рядом, воровато поглядывая, прячет в кармашек маленькую блестящую фляжку. С легким сожалением, такая милая и алкоголик, Герасим залпом допил кофе.

Иришка неотрывно смотрела на него, будто ждала чего-то.

Он кинул одноразовую чашку в корзину. Повернулся. Она продолжала буравить его взглядом. Герасим подмигнул и направился к себе.