За гранью
Шрифт:
«Смотри за ней хорошенько…»
У Валманна было странное чувство — он не находил себе места и испытывал постоянное беспокойство, должно быть, после выпитого кофе. Он решил не ехать сразу в Хамар. Все-таки здесь он тоже на работе, а в Хамаре его присутствие сейчас не обязательно. Ведь он должен был расследовать приграничную преступность. А здесь, в этих местах, были ответы на все его вопросы. Если они вообще были. Пока что ему удалось узнать очень мало, а фраза Тимонена прозвучала как-то совсем не ободряюще, больше как предостережение. Или как простая констатация фактов: девушка была мертва и причина смерти установлена. Если ее действительно вынуждали заниматься проституцией и это было убийство после разборки между группировками, то Тимонен, безусловно, прав. Это дело можно класть на полку. Валманн еще не успел узнать, насколько продвинулись эксперты с проверкой «ауди», удалось ли им хоть что-то
Валманн вдруг почувствовал себя одиноким и беспомощным на пустынной гравийной дороге. Он прибавил скорости. До Арвики было недалеко. Он сомневался: сделать сюрприз и приехать или сначала позвонить? Нравились ли ей сюрпризы? Или она любит подготовиться? Он не знал. Женщины непредсказуемы — сегодня так, а завтра — иначе. В этом Анита ничем не отличалась от остальных. Он вдруг понял, как мало знает о женщине, с которой был связан. О своей возлюбленной. Помимо того что он безумно скучал и нарушал все возможные скоростные режимы, чтобы скорее оказаться рядом с ней.
33
Когда Арне Ватне подъехал к дому и увидел свет в окошке гостиной, то он даже испугался. Он был уверен, что выключил его, когда уехал утром в четверг. Первым абсурдным порывом было развернуться и слинять, но это было бы смешно. Той шикарной машины, что когда-то стояла у дома, поблизости не было видно, да и ничего похожего на полицию он также не заметил.
Арне поставил машину в гараж и тихо поднялся по лестнице. Дверь была приоткрыта. Его даже в пот ударило, когда он открывал ее. Из комнаты доносились негромкие голоса. Не снимая обуви, вопреки обыкновению, Арне прокрался к двери и заглянул в гостиную. Никого не видно, но телевизор включен. И только тогда он заметил ногу, свисавшую с подлокотника дивана напротив телевизора. Ее ногу, Анне. Он вздохнул с облегчением. Она всегда так валялась на диване перед телевизором, когда еще жила дома. Арне подошел на пару шагов поближе, чтобы убедиться, что это действительно была она. Анне лежала так, как он привык ее видеть раньше, и крепко спала перед телевизором. Она выглядела такой несчастной — бледная, с темными кругами под глазами. Губы почти бесцветные. Около носа и на подбородке высыпали прыщики, так же, как в детстве, когда она десятилетней девочкой со слезами на глазах жаловалась на свое отражение в зеркале, окружив себя бесчисленными средствами для проблемной кожи. На нее невозможно было злиться, когда она лежала так с приоткрытым ртом и прыщиками на носу. Когда она повернулась и пробормотала что-то во сне, Арне отпрянул, потом сделал вид, что только вошел, громко топая. Анне резко приподнялась:
— О, привет, пап.
— Привет.
Все, что накопилось на душе за время ее отсутствия, сейчас застряло комом в горле. Он заметил на ее лице слабую попытку улыбнуться, несмотря на измотанный вид. Арне был рад, что она была одна, без своего ухажера.
— Я заснула…
— Наверное, не высыпалась последние дни?
Волнение этих дней сменилось чувством облегчения, когда он обнаружил ее дома в целости и сохранности. Однако теперь Арне смотрел на дочь с упреком.
— Ты так считаешь? — Она зевнула и потянулась, а потом с наигранным безразличием откинулась на диванные подушки. Арне начал злиться. Ее тон, ее жесты, ее поведение — все это было безответственным, более того, провоцирующим, особенно этот номер с исчезновением, который просто выбил его из колеи.
— Где ты была?
Она вздрогнула. Арне на самом деле не хотел, чтобы это прозвучало так жестко.
— Ну, папа…
— Ты посреди ночи уезжаешь из дома с каким-то незнакомцем, не оставив даже записки. Не позвонив… И пропадаешь днями! — Арне старался говорить спокойно, не нагнетать обстановку, не выходить из себя, не свирепеть, не говорить и не делать того, о чем потом пожалеет, но он слышал, как дрожит его собственный голос, ощущал волнение, как будто только сейчас осознал, как переживал за нее.
— Но папа… — Она как будто не понимала, почему он так возмущен. Улыбка исчезла. Она отбросила с лица прядь немытых волос. — Ты хочешь сказать, что переживал за меня?
Переживал… Она так это произнесла, словно переживать за свою дочь, которая исчезла на несколько дней, ничего не сказав, было чем-то неописуемо абсурдным, на что мог быть способен только старый безмозглый осел.
— Ты могла бы дать о себе знать, позвонить! Я даже в полиции был!
— В полиции?.. Боже, папа! — Равнодушие и строптивость, которые Анне пыталась изобразить, сменились возмущением, перерастающим в жесткое сопротивление. Он этого не хотел, но именно так получалось. Слишком часто.
— Где ты была?
— С таким подходом, папа, не думаю, что я тебе что-то скажу.
— Я не прошу многого.
— Мне двадцать с лишним лет, папа. Я могу сама о себе позаботиться. Мне не нужен отец, который ходит за мной по пятам и заламывает руки, если меня нет дома в десять!
— Я просто хочу хоть каплю уважения к себе.
— Да. Да! Прости, хорошо! — Похоже, она действительно сожалела. Но начавшуюся ссору уже нельзя было просто забыть. Они слишком быстро доходили до такого состояния, когда уже не могли спокойно разговаривать друг с другом, а переходили на крик. Сейчас Арне уже даже не злился, он был в замешательстве. Более того, он задумался о том, прав ли был, начав этот разговор. Она же была дома, цела и невредима. Он посмотрел на нее и попытался увидеть женщину, взрослую дочь. У него не было права решать, как должен жить взрослый человек, так, во всяком случае, гласит буква закона. И тем не менее он стоял сейчас перед ней как судья и требовал объяснений. Ватне сожалел о сделанном, он с радостью переиграл бы сейчас эту сцену, другими словами, другим тоном. А теперь он просто не знал, как им снова начать нормально общаться друг с другом. Для него это было уже слишком — все произошедшее, да еще и этот скандал. Ватне с тоской подумал об успокаивающем гудении, приятной пустоте, которая образуется в голове после двух-трех стопок водки. Все само собой вставало на места, практически без каких-либо усилий с его стороны. И сейчас он не отказался бы от такого вспомогательного средства.
Но к сожалению, Арне был более чем трезв. Дидриксен неожиданно появился на работе после обеда, много и громко говорил, остался доволен проделанной работой, похлопал Ватне по плечу и сообщил, что новая «тойота» будет у продавца через несколько дней. Если Арне удастся найти двести двадцать тысяч крон, то он, Дидриксен, предоставит ему беспроцентную ссуду на недостающую сумму. В целом «лэнд крузер» обойдется ему в два раза дешевле, чем при покупке в Норвегии. Сможет ли Арне договориться со своим банком о кредите? Арне полагал, что это получится. Банк не имел к нему никаких претензий. Дом был полностью оплачен. А новая машина была очень нужна, и двести двадцать тысяч — не так уж много по сегодняшним временам. Дидриксен удовлетворенно кивнул и сказал, что лучше как можно скорее поехать домой в Хамар и договориться с банком, чтобы завершить сделку. Арне согласился. Придется отложить запланированную поездку в кемпинг «Фагерфьелль». Даже здесь, на работе, он ощущал запах ее кожи, чувствовал царапины, которые она оставила у него на шее и на спине, прежде чем сдалась. Она была другой, эта новая девушка, не пила, казалась немного меланхоличной, не любила раздеваться, выключала свет и плакала. Но когда она наконец поддалась его напору, стала послушной и позволила ему управлять собой, он ощутил себя так же, как и с предыдущей. С той, которая научила его многому и разбудила в нем завоевателя. С той, которую ему практически удалось забыть: с Властой.
Имя новой девушки было Алка.
34
— Ты не видел мой мобильник?
Он приготовил обед. Сходил в магазин и купил сосиски, жареный лук и картофельный салат. Анне хотела кетчуп-чили, его он тоже купил. Проходя мимо холодильника, увидел пиво и решил захватить упаковку. Они сидели друг напротив друга за обеденным столом, словно в старые добрые времена, до того как дочь стала упрямой и неприветливой. Анне приняла душ и выглядела уже лучше, но ему казалось, что она очень мало ест. Ватне налил себе и ей пива. Они кивнули друг другу и выпили. Улыбнулись, глядя на старинную, знакомую скатерть. Она опустошила свой бокал в пару больших глотков и спросила про телефон.
— Ты забыла его. Среди диванных подушек. Я убрал его в верхний ящик комода, — ответил Арне, допивая остатки пива. Тут он вспомнил о звонке, о котором хотел поговорить с ней, когда будет подходящий момент. Такой момент наступил.
— Тебе кто-то звонил, — начал он. Она быстро подняла на него глаза. — Не представился.
— А он сказал, что хотел?
Арне показалось, что она напряглась. Анне всегда трепетно оберегала свою личную жизнь.
— Нет. Но тон был нагловатый.