За кормой сто тысяч ли
Шрифт:
Эти властители постоянно восставали против царя и готовы были воспользоваться любым случаем, чтобы растерзать на части царские владения.
Царство Маджапахит было в зените своего величия, когда им на протяжении сорока с лишним лет управлял энергичный главный министр (мапатих) — ГаджаМада, который держал в узде всех крупных и мелких яванских князей. Цари и в то время и позже были жалкими марионетками, и когда в 1364 году Гаджа Мада умер, яванские магнаты подняли голову. В результате уже к концу XIV века Маджапахит являл собой печальное зрелище. От прежней империи, владения которой
Чжэн Хэ действовал на Суматре против Чэнь Цзу-и от имени властителя Маджапахита. И для Китая и для Маджапахита в одинаковой степени опасны были независимые и полунезависимые приморские княжества, которые, как грибы после дождя, возникли и на Суматре и на Яве в конце XIV века. Опасность эта была тем более серьезной, что сепаратистские тенденции на островах архипелага поддерживались западными чужеземцами — арабами и гуджаратцами; и те и другие развили здесь бурную миссионерскую деятельность и добились большого успеха в насаждении ислама; переход в религию пророка ослаблял и без того слабые связи царей-шиваистов Маджапахита с их подданными.
Ма Хуань писал, что в яванских приморских городах немало мусульман, а ведь за сто лет до похода Чжэн Хэ их почти совершенно не было на Яве. В ислам переходили и китайские переселенцы, и, очевидно, эта религия всего южноазиатского купечества открывала предприимчивым людям богатые возможности.
Корабли Чжэн Хэ сперва приходили в гавань Туван (китайцы ее называли Дубань) в западной части широкого выступа яванского берега. Оттуда они шли на восток к гавани Гресик (Сыньцунь) и завершали обход побережья Явы в Сурабае (Суломаи), портовом городе, расположенном в дельте реки Брантас, против острова Мадуры [29] .
29
Кстати, отметим чрезвычайно любопытную особенность. Китайцы, посещая дальние страны и собирая о них сведения из «вторых рук», стремились как можно точнее передать на своем языке необычные для них названия чужеземных городов, гор, рек, островов и морей. Поскольку структура китайского языка не позволяла точно воспроизводить ряд звуковых сочетаний индийских, малайских и переднеазиатских языков и диалектов, некоторые фонетические сочетания китайцы передавали условно; зная законы этих замен, легко восстановить, пользуясь китайскими данными, древние, ныне бесследно утраченные географические названия многих местностей в различных частях Азии. При этом следует иметь в виду, что чаще всего посещали страну южных и западных морей выходцы из Южного Китая, которые говорят на диалекте, порой непонятном уроженцам Пекина, но пользуются той же иероглифической письменностью, что и северяне. Так, суматранское название Ламбри на гуандунском диалекте звучало Лам (Нам) боли, сочетание согласных бри передавалось слогом бо, сочетание ри слогом ли. Равным образом, местное (суматранское) название Ару произносилось китайцами как Алу, яванское название Туван и Сурабая как Ту (Ду) ван и Суломаи, индийские названия Кочин, Каликут как Кочи и Ко (Ку) ли (Гочжи и Гули в пекинском произношении) и т. д. Поэтому китайские эквиваленты тех или иных географических названий стран Южной Азии, как правило, очень точно передают их местное название, хотя порой на слух кажутся весьма далекими от него.
Из Сурабаи Чжэн Хэ в сопровождении большого эскорта обычно направлялся в столицу царства — Маджапахит, развалины которого ныне находятся близ городка Мад-жакерты, километрах в пятидесяти к юго-западу от Сурабаи, в том месте, где начинает ветвиться дельта реки Брантас.
Все эти приморские города — Туван, Гресик и Сурабая — были тогда не слишком велики. В каждом насчитывалось пять-шесть тысяч жителей (Ма Хуань, говоря об этих городах, указывает, что в них проживало около тысячи семейств), причем очень много было выходцев из Китая, уроженцев Гуанчжоу,
Рынки в этих городах были куда богаче, чем в Тьямпе. Сюда привозили мускатный орех и его сушеную шелуху, гвоздику и корицу с Молуккских островов, лекарственные снадобья с берегов Бали, Флореса и Сумбавы, здесь в изобилии были крашеные хлопчатые ткани местной выделки.
Спрос на китайскую цветную тафту, железные изделия, белый и синий фарфор был очень велик, и часть этих товаров скупалась купцами-посредниками для перепродажи на дальние острова. Базары были наводнены дурьяном — плодом с детскую голову величиной, с белоснежной мякотью удивительного вкуса, красными, очень похожими на гранаты мангустанами с нежной чуть кисловатой сердцевиной, шишковатыми рамбутанами, маленькими, величиной с китайское яблоко, дуку-коказанами — плодами с упругой кожурой и сладкой, слегка отдающей камфарой мякотью. Бананы бесчисленных сортов, джак, кокосовые орехи, плоды хлебного дерева, огромные персики, подернутые нежным пушком, сливы, апельсины и десятки других плодов продавались здесь буквально за бесценок; за горсть медных монет можно было купить целую корзину этих ярких и сочных произведений щедрой тропической природы.
В Гресике был «брильянтовый ряд», и Фэй Синь с восторгом говорит о россыпях сапфиров, рубинов, агатов, топазов, камне «кошачий глаз», о жемчуге и бирюзе. Хотя все без исключения яванцы — старцы и юноши, богатые и бедные, знатные и худородные — носили у пояса кривые малайские кинжалы — крисы, но не было, по словам Ма Хуань, людей более мирных и приветливых, чем эти смуглые, круглолицые островитяне.
Ма Хуань побывал вместе с Чжэн Хэ и в яванской столице — Маджапахите; царские дворцы, писал он, со всех сторон окружены кирпичными стенами высотой в тридцать футов и занимают площадь в три-четыре квадратных ли.
Дворцовые палаты весьма внушительны, есть там залы высотой в сорок футов; полы покрыты ротановыми циновками очень тонкого плетения, кровли же дворцов настилаются из пластин очень твердого дерева.
Одорик Порденоне, который никогда воочию не видел дворцов Маджапахита, легко поверил слухам об их великолепии и перенес нас не в кирпичные стены, а в волшебный замок с золотыми лестницами.
Конечно, Ма Хуань куда ближе к истине, но надо сказать, что кирпичные дворцы царей Маджапахита были воздвигнуты на диво искусно.
Спустя четыре с половиной столетия после визита Чжэн Хэ и Ма Хуаня по Яве путешествовал выдающийся английский натуралист Альфред Уоллес, друг Чарлза Дарвина, который прожил много лет на островах Малайского архипелага. Следуя из Сурабаи в Маджакерту, он посетил места, где некогда стояли дворцы царей Маджапахита.
«По дороге, — писал Уоллес, — мы осмотрели остатки древнего города Маджапахит — две высоких кирпичных стены, которые, очевидно, были городскими воротами. Меня поразила красота кладки. Прекрасно отполированные остроконечные кирпичи были сделаны тонко и крепко. В спайках следы цемента и известки были едва заметны, в некоторых же рядах их не было вовсе. Не могу себе представить, каким образом соединялись и держались эти кирпичи. Ни прежде, ни после мне не доводилось видеть такой прелестной работы… Остатки таких построек видны на протяжении нескольких миль вокруг…» [30]
30
А. Уоллес. В стране орангутанга и райской птицы, СПб., 1902.
От Сурабаи, которую Фэй Синь называл «сосредоточением товаров и кораблей», флотилии Чжэн Хэ ложились на обратный курс; снова пройдя мимо Гресика и Тувана и минуя негостеприимные берега Сунды, они через шесть дней вступали в суматранские воды, а на восьмой день бросали якорь в том месте, где река Муси впадает в море.
Зеленый океан
На Яве в ее срединной части тропическая природа была приручена, и ее неиссякаемую мощь удалось обуздать,
На Суматре римба — бескрайний зеленый океан, почти повсеместно господствовала над человеком.
Римбу также трудно сравнивать с нашими лесами, как каменные чащобы Боробудура и Ангкор-Тома с древними храмами Суздаля и Владимира.
Думается, что на зодчих стран южных морей римба с ее чудовищным многодревием и неиссякаемым расточительным великолепием оказывала столь могучее влияние, что каждый из них стремился сотворить из камня, глины и дерева подобие грандиозных ансамблей римбы, созданных природой, хмельной от знойного тропического солнца,