За красивые глаза (сборник)
Шрифт:
На что ребята только не соглашались, чтобы Гриша позволил им поиграть в его солдатиков под его присмотром (вдруг украдут!). За право поиграть заграничными игрушками дети позволяли своему сверстнику командовать ими. И целых пятнадцать минут Григорий Черных наслаждался властью. Он командовал: «Бегом!» — и дети трусили по его квартире, он кричал тонким фальцетом: «Воздух!» — и дети, понимая, что это игра в войну, послушно падали на пол «хрущевки». А Гриша ходил между ними в отцовской фуражке и был счастлив.
В высшее военное училище химической защиты выпускник средней школы Григорий Черных с первого раза не поступил. Сначала он не прошел по здоровью, но отец задействовал свои связи, и на слабую печень Черных-младшего закрыли глаза. Потом — срезался на химии. А потом попал в армию. Там хилого, склочного и совершенно не умеющего ладить с людьми Гриху-Бобика зверски избивали весь первый год. Потом он сам стал «дедом». Самым ненавистным «дедом» во всей роте. Далее была школа сержантов, за ней — школа прапорщиков.
Прапорщика Черных, в очередной раз провалившего экзамены в высшее военное учебное заведение, после которого далекой, но яркой мечтой светились вожделенные лейтенантские погоны, перевели на Дальний Восток. Он служил в тридцати километрах от советско-китайской границы.
Здесь его самолюбию был нанесен первый серьезный удар. Однажды, обходя посты, он заметил, что пост, где должен был находиться рядовой Яндарбиев, уроженец знойного Узбекистана, пуст. Из-за ближайших кустов доносились красноречивые звуки… Но по уставу рядовой Яндарбиев должен был в любом случае ждать окончания дежурства. Более того, рядовой, служащий уже целый месяц, повесил на гвоздь свой автомат.
Возмущению прапорщика не было предела. Проучить салагу было просто необходимо. Поэтому Черных просто снял автомат с гвоздя и ушел. Можно представить, что чувствовал солдат, когда вернулся на пост и не обнаружил на месте оружия.
За нарушение устава рядовой провел трое суток на «губе» и злобу на «злой прапор» затаил. И вскоре ему подвернулся случай достойно отомстить.
Прапорщик Черных подошел к складу. Вообще-то необходимо было сначала брать разводящего, чтобы тот отпирал склад. Однако идти за ним было далеко, к тому же ничего противозаконного прапор не замышлял. Поэтому он пренебрег уставом и просто стал отпирать склад, чтобы взять там пару портянок. И тут сзади раздалась автоматная очередь. Черных упал на землю. Прямо в холодную октябрьскую лужу. Осторожно повернул голову. Сзади, нацелив на него автомат, стоял рядовой Яндарбиев.
— Ты что, ошалел? — вскрикнул Черных.
— Не по уставу, — ответил узбек. — Тут нада разводящий брать, он отпирать, а ты нарушать. Будем разводящий ждать, он разбираться.
Напрасно «злой прапор» пытался приказывать, просить — злопамятный рядовой был непреклонен. Разводящий пришел через два часа. И долго ржал, разглядывая грязного и дрожавшего от холода прапорщика.
После этого Черных провалялся два месяца в госпитале с двусторонним воспалением легких, но усвоил на всю жизнь — устав превыше всего. Из-за плохого здоровья он был переведен в Прибалтику, где и женился. Жена работала официанткой в столовой, она была детдомовской. Поэтому Гришенька с казенной однокомнатной квартирой был для нее господином, которого она слушалась беспрекословно. И терпела все солдафонские выходки Григория. А он требовал от нее встречать мужа по стойке «смирно», а если муж хотел выпить, нужно было бежать к соседке, занимать деньги, потому что дома они уже два дня как кончились, а потом бежать за водкой. В квартире должен быть идеальный порядок, и за одну-единственную грязную тарелку в раковине можно было получить солдатским ремнем по пояснице.
Покорности Гришеньке мать научила дочь. Наташа выросла слабым и бессловесным существом. Она знала, что, если ей чего-то не хватает, папа решит, чего именно. Словом, папа решал все — когда ей ходить гулять, с кем дружить, записаться ли в кружок или завести собаку. Любое выступление против воли отца бывало жестоко наказуемо. Вплоть до лишения пищи. Да Наташа и не противилась воле отца, безвылазно находясь дома и общаясь лишь с сопливыми малолетками на три, а то и пять лет младше себя.
Случившееся той ночью Григорий помнил достаточно отчетливо. Он не понимал, почему это в голову его дочери втемяшилось, что именно этот приблудный щенок будет жить в их квартире? Разве он говорил когда-нибудь о животном в доме? От него же и шерсть, и вонь — непорядок! Поэтому он просто утопил щенка, чтобы выбить блажь из головы глупой девчонки. А Наташка обиделась. Он видел, куда побежала его дочь. Он засек время. Ровно через час решил вытащить ее оттуда за волосы, притащить домой и доказать, что заботится только о ее благе.
Жена позвала пить чай, и Григорий не видел, как в пещеру вслед за его дочерью вошел их сосед Эйгелис. Очень странный и недисциплинированный тип. Зато Черных отлично видел, как этот тип, выскочив из пещеры, на ходу застегнул брюки и побежал прочь. До конца часа оставалось еще пять минут, но отец ринулся на помощь дочери. Наташа лежала, беспомощно раскинув руки, словно подбитая птица, сломанная кукла. В том, что с ней сделали несколько минут назад, не оставалось сомнений. Кто ЭТО сделал, сомнений у прапорщика тоже не было…
— Кто там? — послышался голос из-за двери.
— Откройте, милиция!
«Вот и все, — спокойно подумал Черных. — Они обо всем догадались и пришли арестовывать меня. Им не объяснишь чувств отца. Им не расскажешь, что этот подонок сделал с моей Наташкой. Тюрьма? Нет! Сдаться им — значит проявить слабость. А офицеры не сдаются!»
— Откройте, или мы выломаем дверь! — вновь донеслось из-за двери.
Надо решать быстро. Нет, он не испугался тюрьмы. Он всегда был выдержанным человеком. Прапорщик Черных и сейчас взял себя в руки. Стал размышлять хладнокровно. Тюрьма ему вряд ли грозит. У них ведь наверняка нет доказательств. Доказательств просто не может быть. Этого вонючего наркомана он убил собственными руками. Специально приобретенный для этого случая пистолет выбросил в реку. Нет никаких свидетелей, никаких улик. А догадываться они могут сколько угодно.
Но все равно, он не станет с ними разговаривать, не станет ничего объяснять. Чтобы все узнали, что сделал этот подонок с его дочерью? Она и так уже заплатила за чужую вину своим здоровьем, неужели еще платить и своим именем? Не будет этого.
Он вдруг почувствовал, что смертельно устал. Все это время он жил в постоянном напряжении. После того как дочь угодила в психушку, а жена, не выдержав такого горя, умерла, он жил только жаждой мести. Он тратил время и силы на поиски этого Эйгелиса. И наконец-то ему повезло. Он отомстил. И… все. Теперь он может отдохнуть. Все равно ему больше незачем жить…
Черных быстро снял аккуратно замаскированную паркетину, достал из тайника в полу «макаров».
«Вот и все», — в последний раз подумал он, поднося пистолет к виску и нажимая на курок…
Звук выстрела совпал с грохотом выбитой мощными милицейскими телами двери.
— Не надо, не ходи, — остановил Ларису, собиравшуюся войти в квартиру, поникший Нилов.
Лариса все поняла сразу. Конечно, в жизни ей приходилось видеть немало трупов, но никогда ощущения, возникавшие у нее при этом, нельзя было назвать приятными. Поэтому она послушно сделала шаг назад. Неожиданно ей сделалось душно, а сердце словно сжала холодная ладонь.