За кулисами
Шрифт:
Успешно перебежав дорогу и вернувшись на исходную, я уже тревожно наблюдал, как Мишель вышла на пешеходный переход, обессиленно плетясь в сторону Плазы. Всё то время, что она брела, глядя себе под ноги, я не мог найти места замёрзшим дрожащим рукам, и упорно пытался не сойти с ума от мысли, что я снова могу её видеть. Этот бесконтрольный тремор смущал меня своими масштабами, породил неуправляемый панический страх. Я только и мог позволять себе жадно вдыхать ледяной городской воздух, встречая девушку зачарованным взглядом, а сердцу беспрестанно колотиться.
Мишель задумчиво глядела перед собой и, дойдя до главного входа,
Хмурые серые глаза ошарашенно остекленели, тут же лишая меня сердечного ритма, а затем стремительно расширились, отражая боязливое смущение. Её лёгкие медленно заполнил глубокий дрожащий вдох, а потрескавшиеся пухлые губы слегка раскрылись за неимением слов. По моему замерзшему телу ударил щиплющий, тяжкий жар, а голова отяжелела и пошла кругом: видеть её так близко после всего произошедшего было мазохистским удовольствием. Мишель нетерпеливо осмотрела меня, словно не узнавала того самого человека, которому признавалась в любви; её подбородок вдруг жалостливо дрогнул. И пока она собралась с силами, чтобы взять это под контроль, я успел спрятаться от её растерянности за прикрытыми веками, и снова обнаружил её тоскливый взгляд на себе.
Если бы она только развернулась в сторону спасительного входа в отель и оставила меня здесь, так было бы гораздо легче жить дальше. Но танцовщица покорно застыла, ожидая, на какие объяснения я решусь, и это разрубало мою душу на куски.
– Привет, Мишель, - она несдержанно замельтешила по моему лицу, как-то незаслуженно ласково и пристально рассматривая сквозь обрушившиеся на город хлопья снега, а у меня уже свело скулы от приторности нашей мучительной встречи.
– Я ждал тебя.
Молчала. Не уходила, просто смотрела доверчиво, готовая принять любое моё слово, и не скрывала тяжёлых мыслительных пыток, безостановочно кусая губы. С моим лицом стало происходить что-то стихийно бесконтрольное, брови стали неподъемными, и я чувствовал, как нервно нахмурился и сжал челюсти. Но не от холода.
– Не знаю, как начать, - взгляд упал на ступени, устланные красным ковром. Я болезненно сглотнул.
– Просто никогда не просил прощения… И не понимаю, как это должно помочь нам, тебе… Когда я столько всего натворил.
– Натворил что?
– голос Мишель на секунду показался мне чужим. Она искренне непонятливо пожала плечами и осторожно всмотрелась прямо мне в глаза. От такого внимания я начал задыхаться, но гордость не позволяла мне показывать это перед танцовщицей.
– Заставил тебя испытывать это, и сбежал.
Девушка слегка улыбнулась и отвела взгляд куда-то в сторону горящего фонарями сквера. Говорить с ней о чувствах было ещё большей пыткой, чем произнести простое человеческое "извини".
– Не переживай, это не твоя забота.
Безапелляционный, но почему-то ласковый ответ пришёлся мне не по вкусу, и я кривовато ухмыльнулся, не теряя из виду её светлых мерцающих глаз, наполняющихся слезами. Неподвластная мне часть готова была закричать от ужаса при виде влажных дорожек на раскрасневшихся от холода щеках.
– Прости, - такие слова давались непреодолимо тяжело, и я сжал спрятанные в карман
– Прости, Мишель.
Танцовщица судорожно задрожала от бесконтрольно нахлынувших слёз и тяжело вздохнула, прячась за ладонями, укутанными в шерстяные варежки. Тёплый пар заклубился у её лица и растворился в воздухе. Являться причиной её расстройства было отвратительно тошно, и, находясь под вниманием её припухших раскрасневшихся глаз, я вдруг почувствовал такой прилив изнеженного сострадания, что нашёл силы заговорить более честно и откровенно, лишь бы суметь приостановить этот душещипательный плач.
– Лапуля, я не хотел делать больно… Не знаю, как помочь, чтобы ты так не страдала. Просто пойми, что перед тобой трус, который тебя не достоин. Разве такой тебе нужен?
– опережая её попытки задуматься, я сбивчиво продолжил подбирать слова, загоняя самого себя в нездоровое потрясение от нестерпимой правды.
– Пойми, я не умею по-другому. Оставил тебя одну, наедине с признаниями без уважительного ответа, просто сбежал, испугался, наконец, чего-то стоящего в своей жизни. Я не готов меняться, и по-другому не привык…
Извинения получались слишком эмоциональными и чересчур сокровенными, от чего я едва не подавился неизъяснимыми опасениями навредить ещё больше. Но теперь Мишель осторожно молчала, а слёзы многозначительно реже стекали по её лицу.
– Ты сказала вчера, что для меня ничего не значит то, что я делаю с тобой, - от подкатившего дурного чувства я беспокойно потянулся к сумке и достал из неё свечу, которую выбирал в подарок для девушки на Рождество.
– Это неправда. Ты упрямо не выходишь из моей головы… Я помню каждое твоё слово, каждый наш поцелуй, прокручивая их в памяти лёжа в кровати до потери сознания. Чёрт возьми, ты мне снишься без конца… Не знаю, как передать… Я очень благодарен за то, что ты была в моей жизни.
Наконец, с трудом пресекаемый поток переживаний, что беспокоил меня уже несколько месяцев, несчадно извергнулся на Мишель. Казалось, пространство вокруг нас теперь звенело и дребезжало, необратимо расходясь по швам.
– Была?
– едва приняв сувенир дрожащими руками, танцовщица всполошилась, потянув за шарф, словно освобождая себе больше пространства для шумного дыхания. Ресницы заблестели от капелек свежих наворачивающихся слёз, и она стянула с ладони варежку, размазывая стекающие по лицу и губам дорожки. Неужели Макарти ей не сказал…
Моё сердце жалостливо застонало, умоляя остановиться. Осталось предупредить лишь об одном…
– Лапуля, Крэг уволил меня за прогул. Извини своего непутевого напарника… Я всё ещё протестую против такого решения и страдаю, но искренне рассчитываю, что моё место займёт кто-то более достойный. Хотя бы в твоём сердце… Поэтому нам нужно попрощаться, - смотреть в её хрустальные от блестящих слёз глаза у меня больше не было смелости. Я обернулся по сторонам, потеряно наблюдая за уже редким потоком машин и паркующимся прямо у пешеходной дорожки отеля тонированным авто. Мне самому нужно было прятать от Мишель, хоть и скупые, но жгучие слёзы разочарования. Я был разочарован в самом себе, когда озвучил этот кошмар человеку, чувствами которого дорожил теперь больше всего на свете. Время нашего прямолинейного разговора стремительно истекало, и это значило, что я действительно попрощался с Мишель.
– Но на премьере я обязательно буду смотреть на тебя из зала.