За листопадом небо. Мужской роман-исповедь

Линн Макс

– Никаких «или» и «все же» не наблюдается! Я не состою на учете у психиатра. Спокойный. В меру самокритичный. Немного занудный философ, особенно после неудавшейся семейной жизни и развода. Замечу, по моей вине и инициативе! Мои несовершеннолетние дочки живут с мамой. Работаю я в сфере коммуникативного дизайна и рекламы. – приоткрыл я ей информацию из «private sphere», которой никогда так просто не разбрасывался.

– О! Значит моя очередь! После Abitur я штудировала «Finanzwissenschaften» /*нем.: финансовые науки/, чтобы работать в государственных контрольных структурах, но не сдала экзамен на первую ступень «Beamter» /*нем.: государственный служащий/. Буду пытаться снова. О моей личной жизни.

Я в процессе развода. Рассталась вчера. Детей нет. Еще позавчера работала на фирме у мужа, в бюро, теперь автоматически осталась без дела. Так что время на Берлин у меня есть! Н аконец-то! Не зря же я в вас въехала на велосипеде!

Я слушал ее полуироничный тон, видел улыбку, с которой она рассказывала о грустных событиях в жизни, и эта женщина привлекала меня все больше и больше.

– Тогда вам потребуется пара вещей в дорогу. Вы живете еще с мужем в квартире? Скандал, наверное, неизбежен?

– Он улетел, со своей «новой любовью». «К уда-то в сторону теплых и морских стран»! Я процитировала вам мужа, Нильса. Так он мне сам сказал.

– Теперь я понимаю, почему вы так спонтанно хотите покинуть город и стены вашей с ним квартиры! Настроение называется: «Лишь бы куда, все равно с кем, только не здесь!?» Да?

– Точно! Вы читаете мои мысли! Ну, и где ваш «Форд»?

– Я жду как раз звонка, чтобы забрать его из мастерской. Секунду! – прервал я нашу беседу, чтобы заказать себе кофе. Девушка покачала головой на мое предложение. В ее чашке еще оставалось недопитое капучино.

Когда мы обменялись телефонными номерами и договорились откуда я ее заберу, я уже перестал себя одергивать в сомнениях: «Что я творю! Чужой человек! Куда я ее тащу?»

Мне почему-то стало, наоборот, легче, зная, что она будет ехать рядом. А еще в мозгу сверлили только что услышанные слова: «Я рассталась с мужем. Вчера…» И этот факт меня подстегивал на спонтанные и сумасбродные поступки. А вкупе со всем, несмотря на заболевшую маму, иногда вспоминая, что у меня сегодня день рождения, я ощущал радостное возбуждение и предвкушение счастья. Нежданного и непланируемого заранее, а значит, вдвой не приятного! Как сюрприз к именинам!

Для подтверждения реальности происходящего я решил спросить имя у «сюрприза».

– Хелен, можно просто Лена.

– Очень приятно! Меня зовут Манфред, можно Мани или Фредди, если коротко.

Я отпил глоток кофе, который показался мне слишком крепким. Взял сахарницу и вдруг вспомнил случай в Африке:

– Лена, мой брат и я во время поездки в Танза-нию, в национальный парк, жили в одном из бунгало, для гостей. После проведенного утром выезда в парк, общего обеда в базовом лагере, из-за наставшей уже нестерпимой жары, мы с Вольфом разошлись по спальням. Меня разбудил шум звона посуды. По слуху казалось, будто на террасе у нашего домика обедает большая компания. Только звуки, вместо разговоров, были немного странные. Как думаете, кто там шумел? – спросил я.

– Слоны? Птицы?

– Пока мимо! Ко мне подошел брат и спросил: «Мани, ты зачем оставил посуду и сахарницу на столе? Они же сейчас все перебьют, а нам придется платить владельцу неустойку».

– Обезьяны, еноты или все-таки птички?

– Первое! Целое стадо бабуинов пожаловало к нам на трапезу. Думаю, это было несколько семеек с потомством, а также их родичи с соседями и друзьями впридачу. Навскидку не менее тридцати приматов! Все пришли перекусить остатками наших с Вольфом посиделок за знаменитым в Африке чаем Ройбос /*англ.: rooibos – красный куст/. Впрочем, обедом это можно было назвать с натяжкой. Лакомились не все. Несколько расположились в креслах, на гамаке, внимательно перебирая шерсть друг у друга, а потом пробуя на зуб найденное там. Но как потешно, собравшись на столе, вокруг небольшой сахарницы,

они макали пальцы в сладкие крупинки и облизывали их! Маленький бабуинчик игрался чашкой, куда только не пытаясь ее на себя примерить, а его мама ему помогала. Можно было наблюдать что-то наподобие счастливой улыбки на ее вытянутой физиономии. Я не мог раньше себе представить, как играют мамаши- бабуины со своими детенышами! Самое обидное, как только я включил в себе фотоохотника и двинулся к моему рюкзаку, чтобы взять камеру, они заметили меня в окне! Подняв как по команде хвосты, испугавшись, схватили кто, что успел, а сахарницу в первую очередь, – и в одно мгновение улетучились! На столе остались лишь крупинки и салфетка. Чайный сервиз перекочевал на «обезьянью кухню».

Я, сам от себя не ожидая, проиллюстрировал мимикой примерное выражение морды бабуина, потом макнул свой палец в сахарницу и стал его облизывать, зная, по памяти, как надо двигать языком и губами.

Лена хохотала так, что я, разошелся в своих артистических способностях, и стал почесывать одновременно себя то по голове, то по бокам, а потом, сводя глаза к переносице, разглядывал: что застряло после почесухи под ногтями, чтобы попробовать на зуб.

На нас начали оглядываться посетители кафе. Молодая парочка за столиком через проход, не стесняясь уже снимали меня на телефон и что-то комментировали. Тогда, подняв ладошку в извинительном жесте, я так же резко, как начал, прекратил изображать самца бабуина.

Потом я рассказал Хелен уже не такую веселую историю о том, как однажды, взяв оставленный в углу дома рюкзак, тут же в ужасе отбросил его подальше от себя. Из моей заплечной сумки выползла яркая, как лягушка, зеленая мамба и «прошествовала» под кровать. На мой истошный крик сбежались все, кто был неподалеку. Мало кто прибыл без оружия. Когда непрошенную гостью удалось выдворить из помещения, я еще долго опасался брать в руки любые вещи из сумки. Каждый раз перед сном я осматривал комнату, заглядывал во все уголки и под кровать.

– У меня пропало чувство безопасности! Несколько раз, истязая своим страхом себя и брата, я просил Вольфа обследовать все комнаты дома, думая, что змея, как и те бабуины в Танзании, привела с собой еще родичей.

Я хотел еще рассказать Хелен, как однажды ночью, направляясь к заработавшемуся Вольфгангу в приемное отделение врачебного кабинета, наткнулся на что-то громадное и темное, чуть не упав.

Я представил себе монстра величиной с только что пообедавшего бегемота или даже больше. Как я уносил ноги оттуда! У дверей докторского домика, словно в ожидании пока его примут и окажут врачебную помощь, стоял не кто иной, как кафрский буйвол!

Чему удивляться? Эти животные весят более тысячи килограммов. Зачем один из них забрел на ферму, проломав своими огромными рогами в нескольких местах изгородь, несмотря на удары током, а затем на своем пути, помяв для забавы авто Ноэлля, и вытоптав все, что было заботливо посажено женщинами на ферме, – осталось загадкой! Тем более, что в природе эти мощные африканские быки не терпят присутствия человека.

Но о пережитых минутах моего «животного страха», я поведать не успел. Лена, посмотрев в окно, вдруг заторопилась:

– Вы оставайтесь, а я поеду домой, пока немного успокоился дождь. Собираться в дорогу. Жду вашего звонка, если вы пригласили меня на полном серьезе и не передумаете! Впрочем, мне не привыкать, если Берлин останется той же мечтой, что и раньше!

– Разве я похож на легкомысленного человека? – воскликнул я, забыв, что несколько минут назад изображал самца- бабуина на виду у посетителей кондитерской. – Не зачеркивайте во мне остатки джентльмена! До скорого! Я вам позвоню! – со всей серьезностью, на которую была способна сейчас моя физиономия, заверил я.