За любовь
Шрифт:
«Да, это как раз то, что нужно, чтобы выкинуть ее из головы!»
– Окей, что там у Клэр?
– Передаю ей трубку.
– Все готово, мистер Беркет. Вылет через час из аэропорта Домодедово. Надеюсь, вы успеваете, но я предупредила, чтобы ждали. В аэропорту вас встретит сотрудник авиакомпании и проведет на борт, так что никаких проблем с фанатами и прессой. В Хитроу мы вас встретим полными составом. К сожалению, журналисты наверняка все узнают, у них везде свои люди. Ждем вас, держите нас в курсе до отлета!
– Спасибо Клэр, ты – волшебница.
– До встречи, мистер Беркет.
Через час Маркус уже сидел в самолете, а перед глазами
Правильно, что он уехал. Таким ублюдкам место рядом со стервами и суками вроде Лорен. Понимание этого вызывало лишь горечь и пустоту.
Через три часа Хитроу встретил его вспышками фотокамер, криками журналистов, фанатов, аплодисментами, восторгом.
Вот и все…
Конец играм в простого парня. Конец мыслям о простых девочках. Он – идол миллионов людей, а идолам не положено заниматься самобичеванием. Пора возвращаться в реальность. А реальность, вот она!
Маркус оглянулся прежде, чем исчезнуть в салоне лимузина, окинул усталым взглядом беснующуюся толпу, сдерживаемую полицией и охраной, впервые сожалея о собственном успехе.
Глава 8
Она лежала в пустой, темной комнате, прижимая к груди мокрого волчонка, не помня, как зашла и переоделась.
Сердце сжимала, словно клешнями, невыносимая обида и, как ни странно, тоска. По вечерним встречам, которые она так ждала весь день, по тихим разговорам обо всем на свете, по дерзкой, мальчишеской улыбке, от которой пульс зашкаливало, по черным, словно ночь, глазам, и даже по аромату его парфюма.
О, этот парфюм… Что-то такое дерзкое, терпкое, вызывающие в низу живота сладкое томление, за которое теперь было до ужаса стыдно и не по себе. Впрочем, о чем она вообще думает? Ее унизили, оскорбили, сравняли не пойми с кем, а она еще по нему тоскует. Ну, не дура ли?
Но сколько не одергивала себя, слезы острым, колючим комом стояли где-то в горле, и Анна, не переставая, задавалась вопросом «Почему?» и «Что сделала не так?».
Гордость умоляла забыть его и не вспоминать никогда, а сердце, ее глупое сердце билось и изнывало от любви.
Да, она влюбилась. Влюбилась с первого же вгляда, как только взглянула в эти темные глаза и с каждым днем влюблялась все сильнее и сильнее в этого холодного внешне, но такого обжигающего внутри мужчину. Ей до безумия хотелось растопить лед в его глазах, разрушить стену неприступности и цинизма, в которую он постоянно замуровывал себя, стоило только вырваться наружу теплой улыбке или нежному и, в тоже время страстному взгляду. Она не понимала, что его тормозит, почему он все время пытается сохранить между ними дистанцию. Что, черт возьми, не так?
Пусть она неопытна и полная дура в отношениях с мужчинами, но даже ей было ясно, что вел себя Марк, по меньшей мере, странно. И она решительно собиралась выяснить причину, наплевав на гордость и самолюбие. Эти игры «шаг вперед, два – назад» ее ужасно утомили. Нет, она обязательно спросит, что к чему, когда он позвонит. Ведь он позвонит? Нельзя же просто взять и исчезнуть? Это как-то по-детски глупо и даже жестоко.
Аня ближе притянула к себе еще не высохшего волчонка и прошептала:
– Он ведь позвонит, Маркус? Да? Ну, что ты так смотришь? Конечно, он позвонит!
Она еще долго лежала в темноте, а когда пришли девчонки, притворилась спящей. Меньше всего сейчас хотелось говорить о прошедшем вечере.
– О, наша красотка дома! – воскликнула Настя, включая свет.
– Да тихо ты, разбудишь, – зашипела на нее Соня.
– А я надеялась, Q-семь раздвинет ножки нашей недотроге.
– Даша! – возмутились обе девушки. – Нет, а что такого я сказала?! Пора бы уже, сколько можно резину тянуть?
– Это вообще не наше дело! – оборвала Соня подругу.
– Ставлю свою стипендию на то, что он пытался, а наша Анька его послала, – хохотнула Настя.
«Дорогая, ты только что осталась без стипендии, ибо, как это не омерзительно признавать, но послали, как раз, меня» – горько усмехнулась Аня.
Подруги еще некоторое время что- то обсуждали, она уже не слушала, погружаясь в собственные невеселые думы.
Утро встретило ее дождем и тучами. Природа была солидарна с ее паршивым настроением.
В такие моменты больше всего на свете хотелось домой, к бабушке. В их такую теплую и уютную гостиную, пахнущую хвоей и булочками с брусникой и яблоками: упасть в одно из старых, но таких родных кресел, отдышаться, перевести дух после суеты большого города, а после коснуться гладких клавиш любимого пианино, превращая чувства в звуки: выплескивая боль в минорных аккордах, а любовь в мажорных.
Аня никому не рассказывала об этом своем увлечении, хотя семь лет усердного труда в музыкальной школе едва ли можно назвать увлечением. Великолепный слух, музыкальная одаренность в совокупности с работоспособностью, делали мечты о музыкальной карьере реальностью. Но судьба распорядилась иначе.
В четырнадцать лет Аня готовилась к Международному детско-юношескому конкурсу-фестивалю «Сибирь зажигает звезды». Тогда и случилась ее трагедия – крышка фортепьяно упала на руки, сломав шесть пальцев. Это было крушением надежд, но Аня не верила до конца, просила ставить анестезию, корчилась от боли, но играла сломанными пальцами, умирая от понимания, что это уже не та игра. О, какая это была мука хоронить талант из-за случайности, но она справилась. Бабушка, как и всегда, была ее опорой, они пережили это падение вместе. Несмотря на травму, Анна окончила музыкальную школу. Наверное, из гордости, упрямства и еще потому, что всегда доводила дело до конца, но о жизни в искусстве больше не мечтала. Это не было капитуляцией, просто сломанные пальцы срослись неправильно и не позволяли таланту воплощаться в жизнь, а быть посредственностью Ане не хотелось. Вскоре у нее появилась мечта помогать людям. Аня хотела стать хирургом – ортопедом, возвращать людям способность к движению, ибо движение есть жизнь.
Сейчас же она больше всего мечтала сесть за свою старушку «Оду», которую подарила ей бабушка на десятилетие, и забыться в чувственном водовороте Моцарта или Шостаковича. Но, увы, она должна идти на работу и забываться в запахах дезинфектантов и рабочей суете.
Телефон Аня решила оставить дома, чтобы не смотреть каждую секунду на дисплей в мучительном ожидании. Ей очень повезло – работы было на удивление много, а потому времени на переживания не осталось, но возвращаясь в общежитие, она не просто торопилась, неслась, как сумасшедшая в лихорадочном волнении и нетерпении.