За мгновение до мечты

Мишарина Галина

Бьёрн хмыкнул. Вроде бы его улыбка, те же фиолетовые глаза и яркие осенние кудри. Но это был чужой человек. Предатель. Наглый и жестокий шутник. Я почувствовала, что меня тошнит ещё сильнее, чем прежде.

– Я поняла тебя. Всё сказал?

– А ты, Таиса?

– Безумие… – пробормотала я, вытерла нос и двинулась прочь.

Выходя в коридор, с удивлением поняла, что меня не заперли, и, шатаясь, пошла прочь. И только когда впереди показалась ненавистная фигура Бэрда, отпустила всю боль, что разъедала изнутри. Села возле стены, заплакала

и забылась, словно провалилась в ещё один отвратительный сон.

Бэрд подошел и несколько секунд глядел на меня. Я чувствовала, что он не сердится и не раздражен. Не было и прежнего безразличия. Я вздрогнула, когда он присел рядом, не касаясь меня телом.

– Я предупреждал.

– Это не Бьёрн.

Мужчина хмыкнул.

– Ну, конечно. Когда человек не оправдал надежд, всегда кажется, будто он тебе чужой.

– Это не Бьёрн! – повторила я.

– Подделка, что ли? – снова улыбнулся капитан.

– Да! – выпалила я и разревелась. – Что я, совсем чокнутая, связываться с бессердечным придурком?!

– Он – хороший актер.

– Неправда!

– Мне лучше знать, Таиса. Я был его другом.

– Такие, как ты, друзей не заводят.

Мужчина вздохнул.

– Он врал тебе, а ты – самой себе.

– Отвези меня домой.

– Не могу. Сейчас мне в ту сторону не нужно. Но когда мы повернем к Агате, я закину тебя по пути.

– И когда же это будет?! – психанула я. – Соизволишь назвать дату?

– Через год-полтора, – спокойно отозвался «капитан».

Меня объял гнев. Размахнувшись, я со всего размаху вдарила ему по плечу.

– Сдурел?.. Ты не смеешь!

– Хм. Тяжелая у тебя рука, – по-прежнему безразлично сказал мужчина.

Чувства путались. Мне захотелось реветь, усталостью навалилось недавнее предательство, хотя я и убеждала себя, что злодей с экрана – не настоящий Бьёрн.

– Что я тут буду делать столько времени? – промямлила я. Провалиться бы в новый сон, пусть даже с монстрами, погонями и падением в пропасть.

– Значит, смирилась, – хмыкнул он, поднимаясь. Жаль, также стремительно встать я не успела, так бы ударила его ещё раз – прямо в нос. – Смирись и с тем, что у меня на корабле бездельников нет.

И ушёл, паршивец, даже не потрудившись показать мне дорогу обратно в мою тюрьму!

На смену уверенному безразличию пришло отчаяние, которое с легкостью переросло в постоянную, изнуряющую боль. Я уже не уговаривала себя верить в хорошее, смирившись с пребыванием на корабле. Однако самым страшным было постоянно думать о возможном предательстве.

А если я и правда разговаривала с настоящим Бьёрном? Если он решил так сказать «прощай»? И как принять это, как смириться с тем, что любовь моя останется односторонней, не зацветет, не даст плодов?

Но вскоре стало хуже, потому что плоды у чувства все же появились, вот только было это отнюдь не радостно. Прошел месяц с тех пор как мы с Бьёрном говорили. Я все еще чувствовала себя плохо, но к тошноте добавилось головокружение и мигрени. В голове помимо боли сидела страшная догадка, некое воспоминание о возможном объяснении этой болезни, но я никак не могла уловить мысль. Кто-то говорил мне о симптомах, похожих на мои. Брат, мама, Ариэль? Всё выяснилось спустя много недель, когда жизнь на корабле вконец мне осточертела.

Я скучала. Во-первых, меня никогда не брали с собой, если высаживались на какой-либо планете. Во-вторых, мне совершенно нечем было заняться, и никому до меня не было дела. В-третьих, я по-прежнему чувствовала себя как в кошмаре, не понимая, может ли сон быть столь продолжительным и глубоким.

Когда муть отпускала, я бродила по кораблю, суя свой нос везде, где получалось. Так я надеялась досадить капитану, но, к сожалению, ничего не добилась. Бэрд был крайне неэмоционален, рассудителен и строг. Он смотрел сквозь меня, коротко отвечал на вопросы или вовсе игнорировал, будто бы я была надоедливым, безобидным призраком. И, словно нарочно, его холодность вызывала во мне гамму чувств – от ярости до нежности, которую не на кого было направить.

Единственным, кто меня утешал, был Глайм. Дружелюбный болтун, он находил время рассказать что-нибудь интересное и отвечал на вопросы. По приказу капитана или по собственному желанию? Истосковавшись по людям, по живому пространству и свежему воздуху, я усыхала. Спасением стали немногочисленные книги, которые мужчина мне принес. В частности, он объяснил мне, почему я вдруг стала понимать язык агатов и некоторые другие языки. Оказывается, была особая процедура по «промывке» мозгов, которая позволяла выучить самые разные наречия. Правда, она считалась не слишком безопасной и могла привести к потере памяти, но Бэрду явно было наплевать на моё здоровье.

В этот день Глайм появился ближе к вечеру (время я определяла по приносимой еде), и тотчас предупредил, что скоро придет доктор – плановое обследование.

– Если что-то ещё нужно, ты скажи, – улыбнулся он, ставя на стол тарелку и стакан с коктейлем. Из чего все это готовилось – я понятия не имела.

– Спасибо, Глайм, – отозвалась я, думая, не попросить ли его о помощи. Впрочем, вряд ли он стал бы говорить с капитаном о моем скорейшем освобождении. – Если можно, принеси мне подушку побольше, а то шея страшно затекает… Я не привыкла на валиках спать.

– Не проблема. Принесу. – И, увидев, как я отодвинула еду, добавил: – Будешь продолжать голодовку – испаришься.

– Непривычные вкусы, – пробормотала я, не желая признаваться в своем плохом самочувствии.

– Угу. Круги под глазами, кряхтишь-пыхтишь, за голову хватаешься и за живот. Сильно болит?

– Постоянно, – призналась я. – Но терпимо.

– Хм. Что-то странное. Вроде бы должна уже адаптироваться.

– Мне здесь плохо. Я дни считаю, понимаешь? Нет, даже не дни, минуты!